Когда она влюбляется

Несмотря на все его недостатки, он мой отец. Человек, который научил меня читать и всегда позволял мне сидеть у него на коленях, когда я плакала в церкви, напуганная проповедью. Если бы он был весь из себя жестокий и злой, его было бы легко презирать, но это не так. Иногда он смотрит на меня, и в его взгляде появляется мягкость.

— Ты всегда была такой умной, Джем. Моя маленькая девочка. Ты единственная дочь, на которую я могу положиться.

Когда он говорит мне такие слова, я таю. Я ничего не могу с собой поделать. Его одобрение похоже на теплые объятия. Я чувствую себя в безопасности, любимой и желанной. Оно дает мне ощущение, что все, что сломалось, можно исправить.

Я заканчиваю наносить макияж и мою руки в раковине. В горле стоит ком, который никак не проходит.

Это не поможет.

На этой неделе я должна держать себя в руках, несмотря ни на что.

Поэтому я упираюсь ладонями в раковину и начинаю считать вдохи, заставляя себя отвлечься от мыслей о папе.

Раз Миссисипи.

Два Миссисипи.

Три …

Дверь в ванную распахивается.

Я думаю, что это мама, которая пришла узнать, почему я так долго не могу прийти.

Но это не так.

Это еще хуже.

Мой взгляд сужается на незваного гостя и его мускулистую фигуру, которую он умудрился втиснуть в брюки и серую рубашку на пуговицах. Его борода подстрижена, волосы убраны назад и завязаны на затылке, маленькая серебряная сережка сверкает на свету.

По позвоночнику пробегает холодная дрожь. Помню, как я смотрела на эту серьгу и думала, что сейчас умру.

Я выпрямляюсь и напоминаю себе, что, несмотря на ухмылку на его лице, это опасный человек.

Плохой человек.

И я, возможно, единственный здесь, кто это знает.

— Ты когда-нибудь стучишь, Рас?

ГЛАВА 2

РАС

Моя мама воспитывала меня джентльменом, но я всегда считал, что являю собой идеальный пример того, как природа побеждает воспитание. Как бы она ни старалась подавить мою дикую натуру, ей это никогда не удавалось.

Когда я был маленьким, ей хотелось выдрать себе волосы. Она говорила: "Иди налево", а я шел направо. В школе я постоянно попадал в неприятности. Она меня наказывала, но звонки от директора не прекращались. И я совершенно не любил носить маленькие аккуратные костюмчики, которые она заставляла меня надевать по каждому особому случаю. Я всегда их пачкал. Мама оттаскивала меня за ухо и требовала объяснить, почему я выгляжу так, будто повалялся в грязи.

С тех пор я стал лучше относиться к костюмам, но желание внести немного хаоса во что-то упорядоченное не покидает меня до сих пор. Став старше, я понял, что созданный хаос - это мощный инструмент, особенно в моем нынешнем положении младшего босса Казалези. Он не раз спасал мою задницу и задницу Дема.

Когда людей бросают в хаос, они делают то, что никогда бы не сделали в обычных условиях. Животный мозг берет верх. Снимаются фильтры. Люди открывают свои истинные желания, и иногда эти желания имеют много общего с тем, чтобы Дем или я были мертвы.

То, как Джемма Гарцоло смотрит на меня сейчас... Я бы отнес ее к этой категории.

Суженные серые глаза.

Поджатые губы.

Сердитый розовый румянец на щеках, который может стать моим новым любимым цветом.

— Ты когда-нибудь стучишь, Рас?

Она ставит кулаки на бедра и окидывает меня раздраженным взглядом. Этот взгляд мне хорошо знаком по двум нашим предыдущим встречам.

Первая была, когда мне поручили найти ее в Нью-Йорке, чтобы я мог дать ей телефон для разговора с сестрой. То, что должно было быть простой задачей, превратилось в целое дело, потому что Джемма решила, что я поджидаю ее в раздевалке ее студии пилатеса, чтобы убить ее.

Она увидела меня и открыла рот, чтобы закричать. Я набросился на нее, затолкал в шкаф и зажал ей рот ладонью, чтобы объяснить, что я здесь по приказу Валентины. Когда она затихла, я подумал, что наше недоразумение уже позади, но я жестоко ошибался.

Как только я убрал руку, она впилась своими удивительно острыми зубами в мое предплечье. Помню, как я смотрел в эти темно-серые глаза, когда она пускала кровь, и думал: — Черт, какая красивая женщина.

Последовала потасовка. Возможно, я поступил с ней грубее, чем собирался, потому что не ожидал такого сопротивления, к тому же у меня была реактивная усталость. Ничто так не заставляет меня чувствовать себя зомби, как прыжки через полдюжины часовых поясов.

Короче говоря, я был не в себе.

Но даже после того, как мы все уладили и Джемма достаточно успокоилась, чтобы поговорить с Вэл по телефону, который я ей принес, ее мнение обо мне, похоже, не изменилось.

Я глубоко не нравлюсь этой женщине.

Честно говоря, это немного несправедливо.

Но это и к лучшему.

В конце концов, Джемма помолвлена и выходит замуж за американского мудака, который к тому же является нашим новым деловым партнером, и если бы наши отношения когда-нибудь перешли от язвительного подшучивания к чему-то более вежливому, я мог бы действительно расстроиться из-за того, что ее забрали.

Нет. У меня есть ожоги. Третьей степени. И я потратил почти десять лет на то, чтобы научиться держать женщин, какими бы привлекательными они ни были, на расстоянии вытянутой руки.

Я провожу ладонью по подбородку. — Вообще-то, да. Не думал, что мне это нужно, когда есть отличный замок.

— В этом доме дюжина ванных комнат. Ты случайно выбрал именно эту, чтобы ворваться в нее?

Ладно, возможно, я видел, как она заходила в эту ванную, пока просматривал свои сообщения на кухне. Я просто не мог удержаться, чтобы не застать ее врасплох.

Я наклеил ухмылку, которая, как я знаю, будет ее раздражать. — Ты знаешь, что говорят о великих умах.

Она протяжно вздохнула. — Уйди с дороги, ты, полный имбецил.

Вместо этого я упираюсь ладонями по обе стороны дверной коробки и наклоняюсь в ее пространство. Ее глаза расширяются, и она отступает назад, в ее выражении мелькает нотка тревоги.

— Должен сказать, я думал, что ты пропустишь эту встречу.

— Что пропущу? Эту поездку? Моя сестра выходит замуж. Даже твоего назойливого присутствия недостаточно, чтобы удержать меня.

Ухмылка расширяется. — Я тоже скучал по тебе, Джем.

— Не называй меня Джем. А я скучала по тебе так же, как кто-то скучает по использованному презервативу.

Я фыркнул. Злость ей очень идет. Но, опять же, что ей не идет?

Шоколадные волосы, сливово-розовые губы, круглая упругая попка, которую я так тщательно изучал, когда она не смотрела, что ее форма практически впечаталась в мою память.

Второй раз я увидел ее на свадьбе, и хотя она изо всех сил старалась игнорировать мое существование все время, пока была здесь, я делал все наоборот.