Когда она влюбляется

Он, должно быть, думает: я так много отдал ради нее, но этого все равно недостаточно, чтобы все получилось. Что еще она хочет от меня? Мне больше нечего дать.

Он не понимает. Когда ты любишь кого-то, ты не хочешь, чтобы он потерял все из-за тебя. Ты не хочешь быть концом. Ты хочешь быть началом.

Когда мы подъезжаем к краю аэродрома, мое горло сжимают тиски. Он паркует машину и кладет ладони на бедра, его взгляд устремлен вперед, туда, где ждет самолет.

Я хочу поцеловать его, но даже после всей той лжи, которую я ему наговорила, я обнаруживаю, что у моей жестокости есть предел. Я не двигаюсь с места, только загибаю пальцы вокруг кулона.

— Я никогда не забуду этого, — шепчу я.

Его адамово яблоко вздрагивает. На мгновение кажется, что он хочет что-то сказать, но потом его челюсть твердеет, и я понимаю, что он этого не сделает.

Я делаю последний вдох, наслаждаясь тем, как его запах витает в воздухе, а затем выхожу из машины.

Винс ждет меня в черном седане, когда я выхожу из аэропорта. Меня сопровождают двое парней папы. Я прекрасно понимаю, что они следят за каждым моим шагом. Один из них открывает дверь машины, и я опускаюсь на заднее сиденье рядом с братом.

Винс долго изучает меня.

— Ты в порядке? — спросил он наконец, его тон был настороженным.

Я коротко киваю. — Я в порядке.

Мой гнев на него меркнет по сравнению с другими эмоциями, бурлящими в моей груди. У меня нет сил на конфронтацию, но я решительно настроена не дать ему увидеть, как мне больно.

Его взгляд задерживается на моем лице, прежде чем он говорит водителю: — Отвезите нас домой.

В моем нутре зарождается горькое чувство. Домой. То место, куда мы едем, не мой дом. Больше нет. Не думаю, что когда-нибудь смогу проходить мимо офиса папы, не вспоминая о том, что там произошло.

— Почему ты решила вернуться? — спрашивает Винс, когда мы начинаем двигаться.

Долгий перелет дал мне возможность составить свою официальную историю, и она зависит от моей способности скрывать свои истинные чувства к Расу. Я скажу, что умоляла его увезти меня, и он согласился, несмотря на серьезный риск для себя. Я буду винить в своих неверных решениях свое расстроенное состояние после нападения папы. И объясню, что, когда я успокоилась, то поняла, что мое место - в Нью-Йорке.

Если кто-то спросит, почему Рас не проводил меня обратно, я отвечу, что Дамиано вызвал его в Италию.

К этому времени Рас уже должен быть на пути домой, верно? Что ему еще делать? И Дамиано отвезет его обратно. Он должен. Я хотела позвонить Вэл, как только приземлюсь, чтобы рассказать ей ту же историю, что собираюсь рассказать Винсу, но телефон практически вырвали из моих рук парни, которые приехали за мной. Что-то подсказывает мне, что пройдет немало времени, прежде чем я получу его обратно.

— Клео рассказала тебе, что произошло до того, как папу арестовали?

Винс выглядит неловко. — Да.

— Тогда ты можешь понять, что я плохо соображала. Я убедила Раса помочь мне сбежать, потому что не знала, что еще сделать. Мне было страшно.

У меня по позвоночнику пробегает удивление, когда Винс берет мою руку в свою.

— Джем, мне очень жаль, — говорит он, его голос дрожит. — Я понятия не имел, что Папа причиняет тебе боль. Клео сказала мне, что это не в первый раз.

Я прикусываю язык. Ты мог бы догадаться, если бы не бросил нас здесь, чтобы делать то, что, черт возьми, ты делаешь в Европе.

— Все в порядке.

— Не в порядке. Я сказал папе, что если он еще раз так поступит, я скажу Рафаэле, чтобы он сократил пять лет, которые папе осталось быть доном. Единственная причина, по которой он выходит из тюрьмы, - это то, что ты сейчас здесь. Он обязан тебе всем.

Он сжимает мою ослабевшую руку, но я быстро возвращаю ее на колени. Его слова кажутся пустыми и запоздалыми на несколько лет. Сейчас мне не нужна его защита и любовь. Для этого уже слишком поздно.

— Когда ты собираешься вернуться в Европу? — спрашиваю я.

— После свадьбы.

— Хочешь быть уверена, что я не сделаю еще что-нибудь, чтобы твоя сделка сорвалась? Не волнуйся. Я собираюсь выйти замуж за Рафаэле, — сухо говорю я.

Он шумно сглатывает. — Джем, мне следовало быть с тобой откровенным насчет...

— Я не хочу этого слышать.

Он не слушает и продолжает.

— Я не думал, что ты будешь против. Ты никогда не казалась мне желающей чего-то большего. По крайней мере, не так, как все остальные.

В моей груди разгорается негодование. Как он смеет?

— Только потому, что я не взламывала банковский счет папы, как ты, и не делала возмутительные вещи, как Клео, ты решил, что можешь распоряжаться моей жизнью и делать с ней все, что захочешь? Неужели ты думал, что я буду счастлива быть пешкой на твоей шахматной доске?

— Нет, это не...

— Должна ли я благодарить тебя за то, что ты сделал за меня все эти выборы?

Я пригвоздила его взглядом. Что бы он ни увидел в нем, он бледнеет.

— Может, ты и прав, — холодно говорю я. — Чего еще я могу хотеть?

— Я просто говорю...

— Честно говоря, мне все равно, что ты хочешь сказать в данный момент. Я устала. Это было долгое путешествие. Ты получаешь все, что хочешь, так, может быть, ты будешь достаточно добр, чтобы дать мне только одну вещь взамен?

— Что? — спрашивает он.

— Молчание. Я не хочу с тобой разговаривать.

В его взгляде читается раскаяние, но меня это не волнует. Это никак не смягчает мои чувства к нему.

— Хорошо, — тихо говорит он.

Я отворачиваюсь к окну, и у меня начинает щипать глаза.

Мы въезжаем на подъездную дорожку, и я выпрыгиваю из машины, как только она останавливается. Винс не следует за мной.

Внутри дома холодно и пусто. Мою кожу все еще покалывает от воспоминаний о греческом солнце. Через несколько недель мой загар потускнеет. Будет казаться, что меня там никогда не было.

Там меня ждут люди, персонал дома и горстка мужчин. Я почти не обращаю на них внимания. Они здесь, чтобы охранять меня. Это настолько очевидно, что нет смысла притворяться, что это не так.