Когда я вгляделся в твои черты
Шрифт:
«Ненавижу! Ненавижу!
– кричала она, мечась в клетке помутневшего рассудка.
– Ну целуй же! Целуй!»
Её пальцы коснулись его подбородка. Энни развернулась к Армину всем телом и углубила поцелуй. Секунды обгоняли друг друга. Ей хотелось быть ближе. Как только он чуть отстранился, Энни стиснула Армина в объятиях, издала хрипловатый стон и бесстыдно облила слезами его рубашку.
– Как ты мне нравишься, тупица!..
– причитала она.
– Не смей больше пренебрегать мной. Я ведь тебя не под венец собиралась тащить. На кой чёрт устроил драму?
– Прости, прости, - шептал он у её виска и крепче обнимал в ответ.
– Я больше никогда… ни за что…
Они
– Пойдём ко мне домой?
– тихо спросил Армин.
– Будем есть мармелад, играть в видеоигры и заниматься любовью.
***
Радость за Армина привычно сменилась унынием. Микаса всё делала на автомате: на автомате брала переработки, на автомате встречалась с друзьями, на автомате пила антидепрессанты и противозачаточные таблетки, а вот ела и ухаживала за собой неохотно. На выходных она могла пролежать в кровати с утра до вечера. И когда Саша навестила её в один из таких дней, она пришла в недоумение.
– Мика, ты скоро вся зарастёшь шерстью, как снежный человек! А ведь ещё даже не зима.
– Мне всё равно. К тому же я до сих пор не нашла нового косметолога, а ходить к прежнему мне больше не по карману. Да и какой в этом смысл?
– Нельзя на себя забивать до такой степени. Собирайся-ка! Хватит уже тюленем валяться. Я отведу тебя к своему мастеру.
Саша чуть не силком подняла подругу с кровати, вытащила для неё из комода одежду и за руку отвела в салон. Пока мастер удаляла с её тела лишние волосы от бровей до самых пяток, Микаса совершенно не вникала в происходящее, неустанно томясь в тревожных мыслях: «Я хочу вернуть Эрена, но есть ли у меня право вновь врываться в его жизнь? Да и нужна ли я ему - такая несуразная? Не способная даже сказать, насколько он дорог. Той преданной девочки, готовой ради него на всё, больше нет. Что я вообще теперь такое? Месиво из несочетающихся ингредиентов — гниющий салат, а не Микаса! Я целыми днями лишь плачу и сожалею. Живу, потому что так надо».
Неведомая сила возродила в её памяти Бруно. Вот он стыдил и бил её, потом валялся в ногах и выл, как никчёмный пьяный скот. Но вот он гулял с ней в парке, смеясь и осыпая её сухими осенними листьями. Вот он учил её, малявку, стрелять в тире в день получения зарплаты на заводе. В полость грудной клетки будто плеснули горячую лаву. Микаса едва сдерживала себя, чтобы не разрыдаться прямо в кабинете. Она представила отчима в их старом грязном доме: одинокого, немощного, подолгу голодного и жующего полуфабрикаты вперемешку с сухими закусками к пиву. Он долго не протянет без чей-либо заботы.
После процедур Микаса отправилась к Бруно. Она ругала себя за убогую жалость и чувство вины - смешанный с кровью и солью липких слёз детский стыд. Ей хотелось содрать себе кожу с лица, лишь бы не чувствовать, не страдать! «Это навсегда у меня под кожей», - пронеслось в её голове, пока Микаса поворачивала ключ в замке и переступала порог отчего дома. Бруно вылез из спальни, улыбаясь всеми своими пожелтевшими зубами, и лез обниматься. Он сбивчиво трепался о соседях, жаловался на боли в пояснице и тяжёлое похмелье. Падчерица забила до отказа его холодильник продуктами и сделала уборку, не распыляясь на нежности. К вечеру, выполнив долг и успокоившись, она вернулась домой.
Надвигалась ночь, стрелка часов перевалила за десять. Микаса долго просидела на постели не шевелясь и глядя в одну точку. По стене карабкались кружевные тени, опутывая комнату сетями. Микасе было пусто. Мысли лихорадочно путались в голове. «Чего-то хочу, но не
знаю чего. Может быть, сока? Апельсинового или виноградного? Решу по дороге». Машинально поднялась, взяла из сумочки карту и спустилась вниз, забыв даже переодеться в уличную одежду.Медленно сгущались предгрозовые тучи, улицы становились безлюдны и свежи. Тёплый ветер гладил Микасу по усталым плечам и, здороваясь с деревьями за малахитовые ветви, таинственно шептал: «Я больше никогда не уйду, я не оставлю тебя, не умру. Я буду рядом, я буду рядом». Зажигались фонари и вывески, бросали в глаза белый искусственный свет. Микаса сощурилась, подходя к зданию супермаркета, и приставила ладошку козырьком ко лбу.
После минуты бесцельного хождения, она нашла-таки стеллаж с фруктовыми соками и замерла в нерешительности. «Так какой из них? Чего я хочу на самом деле?» - размышляла она и привстала на носочки; поясок халата ослаб, и вырез на её груди сделался шире.
– Гляди какая, - раздалось где-то сбоку.
– Хороша. Ещё немного, и сиськи станет видно.
Мерзость. Но да чёрт с этими уродами, решила Микаса: её куда больше волновало, апельсиновый или виноградный. Простой выбор.
И она никак не могла принять решение.
– Доброй ночи, Лебовски?{?}[Эрен ссылается на культовый американский фильм «Большой Лебовски» братьев Коэн 1998 г. выпуска, имея в виду образ главного героя - безработного пофигистичного пацифиста, который спокойно может выйти в супермаркет в грязной домашней одежде.]. Тебе не холодно хоть?
Эти до боли знакомые беззаботность и дурашливость в голосе, эта опьяняющая нежность. Невозможно. Не взаправду. Он просто не может быть здесь. Страшно обернуться. Страшно заглянуть в эти глаза. Словно вечность не виделись. Вечность - с ним, из другой, невыносимо горькой жизни.
– Эрен?
– чуть слышно проговорила она, вдруг осознав, в каком виде вышла из дома, и застенчиво запахнула халат.
Микаса вглядывалась в родные черты, подёрнутые леностью и мягкостью, но их омывало кровью и ужасом. Лишь блеск камня в мочке уха Эрена напоминал о том, что её тоска сгинула давным-давно - вместе с рухнувшими стенами, деревом на холме и холодом могильного камня.
– Ты в порядке?
– спросил он, заметив её крайнюю озадаченность.
– Не знаю, - проглотив подступивший ком, ответила Микаса и зажмурилась, отгоняя прочь треск разрубаемой клинком плоти.
– Видишь ли, я не могу выбрать, чего хочу. Хотя это глупость какая-то…
– Ну, для начала взвесь все за и против, - с улыбкой предложил Эрен.
– Что тебе нравится больше?
– Настоящее что-то, наверное… Если подумать, виноградный сок всегда казался мне пересахаренным и искусственным. В апельсиновом хотя бы мякоть есть. Да, возьму его.
– Для начала неплохо, - похвалил он её.
– Если, конечно, причина только в этом.
«Почему он вообще продолжает со мной говорить? Из жалости, или что? Ведь и минуты не мог вынести рядом с тех пор, как мы расстались».
– Спасибо, мне было это нужно.
«Но ты мне нужен больше».
Эрен молча шёл с ней рядом до самой кассы, бездумно накидывая в корзину товары. Сквозь панорамные стёкла Микаса наблюдала за разразившимся ливнем и зябко поджала пальцы ног внутри домашних тапочек. Едва они вышли наружу, как на её плечи опустилось тепло джинсовой ткани. Микаса вздрогнула и посмотрела на Эрена, с тяжким вздохом закурившего подаренную ею электронную сигарету. Под дождём было незаметно, как она украдкой глотала слёзы, ревностно прижимая к себе коробку сока. Они продолжали молчать и просто шли плечом к плечу сквозь мокрую завесу.