Коктейль из развесистой клюквы

— Дети возложили цветы к подножию монумента! — сказала по этому поводу Ирка, начав при виде учиненного моим потомком разгрома сердито сопеть. — Я чувствую себя памятником. — А после паузы, носком тапки пошевелив увесистый ком сырой земли, добавила: — Надгробным.

— Памятники сохраняют хладнокровие и невозмутимость в любой ситуации, — напомнила я.

— Мне не нравятся ситуации, в ходе которых гибнут мои любимые домашние растения, — призналась подруга. — Вчера Серега помял пальму, сегодня Колюшка грохнул герань. Что будет дальше?

В ответ на ее вопрос из ванной, в которую, проигнорировав нашу тусовку на веранде, только что шмыгнул пробудившийся Колян, донесся шум падения и гневный крик:

— Какая зараза повесила над дверью горшок?!

— Ты сделала перестановку в сортире и как-то необычно расположила унитаз? — обернулась я к подруге, которая страдальчески опустила углы рта, уподобившись греческой маске трагедии.

— Это был цветочный горшок, — без выражения сказала Ирка. — Красивое польское терракотовое кашпо с традесканцией. Она так изящно декорировала дверной проем…

На веранду ступил Колян, похожий на римского патриция в тоге и венке: замотанный в белую простыню и с обрывками зелени на высоком челе.

— Еще горшечные растения в доме есть? — с трудом оторвав взгляд от костюмированного мужа, изящно декорированного традесканцией, спросила я подругу.

Ирка внимательно посмотрела на меня, на испачканного цветочным грунтом Масяню, на Коляна в веночке из оборванной зелени и объявила:

— Пойду переставлю повыше кадку с лимонным деревом.

— Лучше всего на шкаф! — крикнул ей вслед Колян.

Он обернулся ко мне и вполголоса пожаловался:

— Представляешь, захожу я в туалет и с разбегу въезжаю мордой в зеленый куст… Ну, совсем осатанели люди со своей великой любовью к декоративным растениям!

— К вопросу о зелени… Я спросить хочу: омлет петрушкой посыпать или не надо? — крикнул с кухни Моржик.

Не обращая внимания на общую суету, он спозаранку принялся готовить завтрак.

— Лучше колбасой! — крикнул в ответ Колян.

— Колбаска! — обрадовался ребенок.

Пренебрежительным пинком отбросив с дороги помятую герань, он следом за папой порысил в кухню.

Только за завтраком выяснилось, что наш отряд не заметил потери бойца: капитан Лазарчук покинул наши нестройные ряды ранним утром, не сказав нам последнее «прости», а хозяевам дома — спасибо за приятно проведенный вечер.

— Умчался в ночь прочь, мучимый раскаянием и похмельем! — сердито сказала я, досадуя на то, что не смогу немедленно выспросить у капитана подробности ЧП с красной "Ауди".

— Нет, Сереге спозаранку позвонили на мобильник, — покачал головой добродушный Моржик. — Что-то по работе… В седьмом часу за ним служебная машина приезжала. Вы не слышали?

— Я не слышала, — с сожалением сказала я. — Я спала.

— Мучимая похмельем и раскаянием, — подсказала ехидная Ирка.

— С чего бы это мне раскаиваться? — вскинулась я.

— А кто затеял ночную игру в привидения и разбудил весь дом? — напомнила подруга.

Я тяжело вздохнула. В свое оправдание я могла бы рассказать присутствующим о своих подозрениях, что, похоже, вчера ночью из уст Лазарчука я узнала о трагической гибели своего хорошего знакомого. Но утро было такое чудесное, что я не захотела портить настроение родным и близким.

— Позавтракали? А теперь бегом в машину! — скомандовала Ирка, едва мы очистили тарелки. — Вы, друзья мои, не забыли, что сегодня будний день? Некоторым надо на работу, некоторым — под крылышко к няне.

— Няня — семья, — заявил Масяня.

— Что он говорит? — Ирка обернулась ко мне.

— Он говорит, что няня — тоже член семьи, — объяснила я. — Колян как-то сказал малышу, что папа, мама и Коля — это семья. А Мася и спрашивает: "А няня — семья?" Конечно, мы сказали «да». Ведь няня любит малыша и проводит с ним очень много времени.

— Ах ты, мое солнышко! И тетя Ира семья, и дядя Моржик семья, — заворковала над Масянькой Ирка.

— Семья ластоногих, — хмыкнул Моржик, который уже давно привык к своему забавному прозвищу.

При упоминании о ластоногих Ирка машинально посмотрела на свои домашние тапки впечатляющего сорок первого размера и поспешно сказала:

— Я бегу переодеваться и переобуваться, а вы допивайте чай и выходите к машине. Я вас всех развезу, кому куда надо.

— Сначала забрось меня, — попросил Колян. — Я опаздываю.

Ирка немного подумала и вопросительно посмотрела на меня:

— Тогда ты будешь последней. Ничего?

— Ничего, я могу и опоздать, — ответила я и принялась размышлять о том, чем займусь, придя на работу.

А займусь я вовсе не самой работой! Первым делом я опрошу коллег, всех, кто оставался в телекомпании вчера, когда мы с Вадиком уехали на съемку, и выясню, заходил ли Вовка Горохов в редакцию и пил ли там кофе или чай. И с чем — с любимым своим сахаролом или без? И кто составлял ему компанию?

А потом я пойду в бухгалтерию и попытаюсь подробнее узнать у Елены, какие дела связывали Вовку с нашей телекомпанией. Что за конверт… О, конверт!

Вспомнив, что я забыла передать нашей бухгалтерше Елене конверт, который вчера заставил меня взять Горохов, я охнула. Но этот негромкий звук заглушил радостный детский вопль.

— Пьиехали, пьиехали, ува! — кричал у меня над ухом Масянька.

Я очнулась от раздумий. «Шестерка» уже стояла во дворе нашего дома, к подъезду как раз подходила няня.

— Ура! Выгружайся, мелюзга! — добродушно скомандовала Ирка.

Я открыла дверь и выпустила засидевшегося ребенка на простор двора.