Колесо Фортуны. Репрезентация человека и мира в английской культуре начала Нового века
Шрифт:
Сходное изображение мы встречаем и в так называемой Холкамской Библии XIV в., хранящейся в Британской библиотеке, – на нем Бог восседает на престоле и держит в левой руке развернутый циркуль [631] (ил. 68).
Особый интерес представляет миниатюра из латинской Псалтири начала XIII в. из Британской библиотеки: в розетке из четырех переплетенных между собой кругов вверху изображен Господь с циркулем, а внизу – дьявол. Круги, образующие розетку, в которую «вписано» здесь изображение, как бы визуализируют пределы, положенные Господом для разных сфер мироздания.
631
Holcam Bible. British Museum Add. 47682 fol. 2. Воспроизведено: Friedman John Block. The architect's compass in creation miniatures of the latter middle ages/ Traditio. Studies in ancient and medieval history, thought and religion. Vol. XXX, 1974. Fig. VIII, plates between pages 426–427.
При этом, очевидно, «сюжетообразующим» для всех этих образов является стих из «Книги Притчей Соломоновых»: «Когда Он уготовлял небеса, я была там. Когда Он проводил круговую черту по лицу бездны, когда
632
Frideman. Op. cit. P. 420.
Латинская Псалтирь. 1320–1320.Royal MS 2 BVII f. 1v. Британская библиотека, Лондон
Очевидно, именно к тому же кругу образов восходит эмблема, представленная в сборнике Генри Пичама «Minerva Britanna or a Garden of Heroical Deuises, furnished, and adorned with Emblemes and Impresas of sundry natures, Newly devised, moralized and published», вышедшем в Лондоне в 1612 (?) г., [633] на которой мы видим: рука, протянувшаяся из облака, очерчивает циркулем две наложенные друг на друга окружности в центральной части гравюры, заполненной по краям изображением холмов и скал с условной растительностью, – очевидно, центр являет собой то ли море, то ли долину.
633
Привлекая разнородный по времени своего создания материал для уточнения иконографии, мы исходим из того, что более поздние стадии бытования какого-либо образа, его изводы, являясь иным по отношению к первичному изображению (или тексту), позволяют уяснить некоторые особенности образного ядра, присущие ему изначально. Иначе говоря: более поздние слои образной системы можно, с крайне высокой долей осторожности, рассматривать как комментарии к ее более ранним стадиям и состояниям. Если бы дело обстояло иначе, мы имели дело не с изводом (то есть модификацией или перетолкованием образа), а – с иным образом. Взаимодействие символического и смыслового ядра с новыми культурными полями вскрывает потенции, имплицитно присущие этому ядру, но до того эксплицитно не проявленные. Тут можно провести сравнение с современной экспериментальной физикой, когда взаимодействие элементарных частиц в специально смоделированных условиях позволяет по специфическим следствиям, присущим таким взаимодействиям, судить о параметрах частиц до взаимодействия – то есть следствие уточняет причину.
Эмблема из Henry Peacham. «Minerva Britanna…». Лондон, 1617
Девиз эмблемы «In Requie, Labor» – «В покое – труд». [634] Значение эмблемы изъясняется в следующем стихотворении:
Exesse we loath, of want we more complaine,The golden mean we prove to be the best,Let idle fits refresh thy daylie paine,And with some Labour exercise the rest,For overmuch of either, duls the spright,And robs our life, of comfort and delight.If that thou wouldst acquaint thee with Muse,Withdraw thy selfe, and be thou leaft alone,Even when alone, as SOLON oft did use,For no such frend to Contemplation,And our sweete studies, as the private life,Remote from citie, and the vulgar strife.[Чрезмерность нам отвратительна, скудость рождает еще большие стенания,/ Золотая средина, как показывает опыт, – лучше всего,/ Праздность подобает для отдыха, когда кончен дневной труд,/ Но пусть отдых сочетается с каким-либо занятием,/ ибо когда много [праздности или трудов], и то, и другое становится докучным, они отнимают жизни радость и удовольствие.// Если же ты знаком с Музами, ищи уединения, пусть от тебя даже все удалятся,/ Это нередко доводилось испытать и Солону/ Но нет лучшего друга для размышлений/ и для наших сладостных занятий, чем частная жизнь,/ Вдали от города и суеты.]634
Minerva Britanna, 1612 by Henry Peacham. Imprint. Leeds: Scolar Press, 1966. P. 184.
Светский характер истолкования эмблемы не должен вводить нас в заблуждение: изъясняющее стихотворение в своем подтексте отсылает к описанию седьмого дня творения в книге Бытия: «И совершил Бог к седьмому дню дела Свои, которые Он делал, и почил в день седьмый от всех дел Своих, которые делал. И благословил Бог седьмой день, и освятил его, ибо в оный почил от всех дел Своих, которые Бог творил и созидал» (Быт. 2, 2–3). Очевидна связь эмблематического образа с той иконографией творения,
о которой мы говорили, – но прочитанной не в теологическом контексте, а в контексте творческих усилий художника.Однако в ренессансной иконографии мы можем встретить циркуль в серии иных сюжетов, связанных не столько с мотивом творения или творчества, сколько в сюжетах, связанных с репрезентацией такой добродетели, как Temperantia – сдержанность, умеренность. Этот круг образов довольно подробно очерчен в работе Уайт Линн «Иконография Temperantia и добродетели ремесел» [635] и в работе Р. Клибанского, Э. Панофски и Ф. Саксла «Сатурн и меланхолия», где в приложении представлен обширный материал на эту тему. [636] Укажем здесь на барельеф «Умеренность» в церкви Св. Михаила во Флоренции: женщина, увенчанная короной с надписью «Temperantia», держит в руках раздвинутый циркуль. Концепт, лежащий в основе соответствующих изображений, восходит к тому представлению, что начертание окружности требует неспешности и сосредоточенности, иначе может дрогнуть рука и круг окажется дефектным, а чем больше окружность, тем больше времени требуется, чтобы ее очертить. И тут вновь проступает связь светско-риторического и теологического мышления, в равной мере тяготеющего к символам: Провидение действует подобно геометру, и то, что нам кажется случайной кривой, на самом деле – часть великой окружности, которая будет замкнута в конце времен. Заметим, что круг мыслился как совершенная фигура: законченность и самодостаточность этой геометрической формы и тот факт, что невозможно точно вычислить квадратуру круга, делало таковой символом Божества (напомним еще раз известное определение Бога – «круг, центр которого везде, а окружность нигде»).
635
Lynn White Jr. The Iconography of Temperantia and the Virtiousness of Technology/ Rabb TK, Jerrold E. Siegel, eds. Action and convinction in Early Modern Europe. Princeton, 1969. R 207–208.
636
Klibansky R, Panofsky E., Saxl F. Saturn and Melancholia. London, 1964.
На гравюре «Умеренность» Питера Брейгеля мы видим несколько персонажей с циркулями, занятых измерением мироздания – причем среди «востребованных» ими инструментов присутствуют и астрономические приборы: секстант, наугольник. С одной стороны, тем самым подчеркивается, что наблюдение за неспешным ходом светил само по себе требует терпения, а с другой – артикулируется, что деяния человеческие предопределены Провидением и подчинение Его воле требует от человека терпения.
Питер Брейгель. Умеренность. Фрагмент. 1560. Библиотека Альберта 1, Брюссель
Эмблема «Labore et Constantia», гравированная Криспином дю Пассе для составленного поэтом Габриэлем Ролленхагеном тома «Вторая сотня эмблем», [637] изданного в Арнхейме в 1613 г., видимо, аккумулировала именно этот мотив, так как на заднем плане мы видим на ней группу мудрецов, которые заняты тем, что наблюдают за небом и измеряют циркулем земной шар. Ролленхаген приписал этой эмблеме латинское двустишие: Omnia perficies constante labore, nec ullum/ Difficile est illi, qui bene pergit, opus (Все приводит к концу постоянный труд, [и] оно ничуть не сложно тому, кто добротно приступает к делу).
637
Rollenhagius, Gabriel. Emblematum centuria secunda. Arenheim, 1613.
Gabriel Rollenhagius. Emblematum centuria secunda. Arenheim, 1613
В 1635 г. Джордж Визер использует гравюры дю Пассе из сборника Ролленхагена, снабдив их английскими девизами и стихами-истолкованиями, и издает том «A collection of Emblemes, Ancient and Moderne…» [638] («Коллекция эмблем, древних и современных…»). Эмблеме «Labore et Constantia» Визер дает девиз: «Good Hopes, we best accomplish may/ By lab'ring in a constant-Way» («Добрые надежды мы реализуем наилучшим образом,/ неустанно труждаясь»). В пояснительном стихотворении, среди прочего, он говорит следующее:
638
Wither, George. A collection of Emblemes, Ancient and Moderne, Quickened with metricall illustrations, both Morall and divine. London, 1635.
Заметим, что эти хоть и не очень изысканные стихотворные строки достаточно явственно перекликаются с «Прощанием, запрещающим грусть» Донна:
Thy soul, the fix'd foot, makes no showTo move, but doth, if th other do.<…>Thy firmness makes my circle just,And makes me end where I begun.[Душа, которая есть ножка-опора, кажется недвижной,/ Но движется вместе с другой./ <…> Твоя твердость (постоянство) позволяет мне завершить круг/ и вернуться к началу].Если учесть, что «Песни и сонеты» Донна впервые были изданы в 1633, а два года спустя переизданы еще раз, можно предположить: Визер знал это стихотворение, и, создавая свой текст, откликнулся на донновский образ, но гораздо вероятней считать, что оба автора просто совпали в описании рутинного движения, которым чертежник проводит круг.