Коллежский секретарь. Мучительница и душегубица

– Думаешь нужно трясти актуариса? – спросил Соколов.

– Можно и его, но думаю, что еще рано. Не дадут нам его тряхануть. Не дадут пока. Стоит Родьку соглядатая притянуть к ответу. Пусть нам твой дьяк²⁸ Гусев в сем посодействует. Тебя, Степан, он уважает и не откажет.

– Разумно. Может, сие нас куда и выведет. Стоит по-тихому тряхнуть этого Родьку. Но и сии дела, что я привез, тебе внимательно прочитать, князь.

– Сие потом. А вначале Родька. Сделать это стоит так, чтобы не прознали ни Хвощинский, ни Михайловский, ни Вельяминов-Зернов. А то они снова что-нибудь предпримут.

– Завтра и поедем, князь….

***

Утром Соколов и Цицианов сразу взялись за дело. Они неожиданно нагрянули в Тайную экспедицию и в присутствии Гусева схватили Родьку и затолкали его в покои дьяка.

Ларион Данилович недоумевал.

– Что сие значит, Степан? – спросил он Соколова.

– Мы воспользуемся твоими покоями, Ларион Данилович. Ты не против?

– Да нет. Пользуйся ради бога, но…

– Потом, Ларион Данилович, я тебе все обскажу подробно. Но пока нам с князем некогда.

Дьяк вынужден был уйти, оставив их одних. Хотя ему весьма хотелось все знать, но ни Соколов и Цицианов посвящать его в тонкости допроса не собирались.

Родьку насильно посадили на стул, и Соколов произнес со всей строгостью:

– Ты ежели, не желаешь оказаться в подвале допросном, то нам все обскажешь по правде.

– Я? – искренне удивился Родька и шмыгнул носом. – Да про что говорить-то, господа хорошие?

– Третьего дня ты ходил в сыскной приказ к господину Пафнутьеву, что состоит в должности актуариса. Так?

– Так, – согласно кивнул Родька. – Мне было велено ходить туда, ежели чего важного прознаю. Вот я пошел.

– Кем было велено, и что ты такого важного прознал? – спросил Цицианов.

– Дак велено господином секретарем Тайной экспедиции Иваном Яровым. Он мне велел глаз не спускать с Пафнутьева. И ежели кто того пьяницу побеспокоит из любого чиновного ведомства, то мне следует про то сообщить.

– Значит, капитан Яров это приказал тебе лично?

– Да. Говорил, следи в оба, ежели местом своим дорожишь, и денег желаешь получить. Приказал он мне сообщить все что узнаю господину актуарису Сыскного приказа Пафнутьеву. Тем более что то, до братца его касаемо.

– И ты сообщил?

– Увидел я, что вот сей господин приехал, и Пафнутьева с собой забрал. Я ноги в руки и к господину актуарису. Все обсказал, а мне за то три рубли серебром пожаловали.

– Все? – грозно спросил Цицианов.

– Все! А чего еще? Мое дело холопье маленькое. Чего приказали, то я и сделал.

– Ладно. Считай, что мы тебе поверили. Вот тебе 5 рублей серебром за откровенность.

– Благодарствую, – Родька трясущимися руками взял со стола монеты.

– Но ты должен молчать о том, что мы с тобой говорили. И сие для твоей собственной пользы. Понял ли?

– Как не понять. Меня и те не похвалят, что проболтался. Будьте в надеже, барин, стану молчать для того чтобы своя голова цела осталась.

– А когда ты нам станешь надобен, мы сами тебя отыщем, – проговорил Цицианов. – Ты станешь и нам говорить то, что надобно.

– Понял, ваше благородие.

– Ступай, тогда.

Когда Родька ушел Цицианов обратился к Соколову:

– Он, похоже и вправду ничего не знает. Такому никакой тайны никто не доверит, Степан.

– И я такого же мнения. Родька простой исполнитель. Он нас ни на кого вывести не сможет. Ты видел, кто с ним говорил, и кто приказы ему отдает? Сам капитан Яров, секретарь Тайной экспедиции. Ему нужны свои глаза и уши. И передает он сведения через Пафнутьева.

– А Пафнутьев глаза и уши московского прокурора Хвощинского. А кто у нас в юстиц-коллегии на него работает? Ведь не только Иван Александрович Бергоф и Федор Петрович Дурново. Есть у них там верный человек и среди нижних чинов следственной части.

– Есть. И таких там не один не два. И в разбойном кроме этого Родьки также кто-то имеется. Но сейчас дело не в этом, князь. Сейчас стоит подумать что мы с тобой имеем.

– Да почитай, что 10 дел есть, к тем, что мы уже собрали. Да еще то, что ты раздобыл в архиве приказа Разбойного.

– На те, что нам подсунул Дурново, я бы не стал рассчитывать, князь. Да и то, что я раздобыл, напоминает простой подлог. Отчего все бумаги Вельяминов-Зернов забрал по Салтыковой, и сей важный отчет нет? Не специально ли нам его подсунули?

– Это ты зря, Степан, – решительно возразил Цицианов. – Мы сами сии дела разберем и следствие учиним. Но пока стоит работать с тем, что у нас есть. И свидетельства Дурново…

– Сии свидетельства легко опровергнуть. Или частичной виной все ограничится. А знаешь что это такое? – спросил Соколов.

– Как не знать. Фактическое оправдание Салтыковой и провал нашего с тобой расследования.

– Я, князь, не обвинить Салтыкову жажду, но найти истинно виноватых. И ежели она повинная в смертоубийстве – то должна отвечать. А угождать персонам я не намерен. Посему давай правду искать.

– Дак я разве против, Степан? Но я знаю, что Салтыкова виновна.

– Тогда нам стоит доказать её виновность. Но те, кто не желает, чтобы эта виновность была доказана, подождут, пока мы свидетельства соберем по делам, что они нам подсунули, а затем Сенату в Петербурге собственные свидетельства представят. И сии свидетельства станут почище наших. Ты ведь пойми, князь, все то, что мы собрали – слишком зыбко. Ничего мы там не докажем. У нас пока имеется только четкое свидетельство сержанта конной гвардии, бывшего холопа Салтыковой по делу Тютчева. Но сие дело токмо про покушение на чиновника.

– Так ты сам не хочешь уже имеющиеся у нас сведения должным образом представить, – в сердцах произнес Цицианов.

– Хватит, князь, заниматься подтасовкой. Все сие нечистой игрой попахивает. Однажды я уже пошел у тебя на поводу, перед тем как Иванцова в Петербург послать.

– Но они уже кляузу в Петербург написали, Степан. И ежели ей дать ход, то сюда ревизор нагрянет и за нами станет следить. И тогда наше следствие сойдет на нет. Нам и так мешают, а потом троекратно начнут мешать. Дворяне московские и так против нас стоят. Они все на стороне Салтыковой.

– То-то и оно, князь. Нам стоит поторопиться.

– И что делать?

– Предлагаю нанести визит Михайловскому. Но не дневной, а ночной. Покопаемся в его документах. Там зацепку искать станем.

– Степан! – вскричал Цицианов, – Ты это серьезно? Ты предлагаешь ограбить надворного советника?

– А у тебя есть еще идеи? Тогда говори, не стесняйся.

– Но ежели нас поймают?

– Так ты сам только что советовал торопиться. Или боишься?

– Ничего я не боюсь. Но как мы в дом Михайловского попадем?