Колодезная пыль

– Дз-з...
– звук, будто кто-то всаживал дрель в жестяной лист, сначала не показался Валентину странным. Думал, строители наверху развлекаются. Когда на веранду вышел, понял - нет. Снова кто-то с дребезгом воткнул сверло, пошевелил дрелью, как стоматолог бормашиной, затем извлёк из жестяной раны. "Это у Резиновой Зины". От звука зубы заныли у Ключика. Он отпер стёганую дверь.

– Дз-зы!
– звякнул в прихожей товарища Гольц телефонный аппарат. Звякнул и замолк, абонент не дождался ответа. Смотреть на чёрный обелиск ушедшей эпохи было страшно. "Гальванизированный труп... Чур меня, чур", - ёжась, подумал Ключик и выдохнул пар - квартира Зинаиды Исааковны выстыла, протопить не вредно. Он занялся котлом, поминутно оглядываясь: не оживёт ли опять эбонитовый зомби? Тот притаился, делая вид, что покоится с миром, но когда Валентин Юрьевич собрался на выход, грянул. Выстрелил в спину.

– Ал-ло! Зинаида Исааковна?
– услышал Валентин, сорвав трубку с крюка дрожащей рукой. Издали, как из раструба репродуктора, прозвучал мужской голос.

– Алло?..
– неуверенно сказал в раковину микрофона Ключик.

– Прошу прощения, - с достоинством извинился репродукторный голос.
– Молодой человек, не сочтите за труд, позовите, пожалуйста, к телефону Зинаиду Исааковну Гольц.

Голос - чарующий баритон. Интонации точны, произношение безупречно. Дикция... Если не "от советского Информбюро", так по крайней мере "ТАСС уполномочен заявить". Перед Ключиком замелькали кадры чёрно-белой кинохроники: раструбы на столбах, головы, головы, взволнованные лица людей, "...сегодня в десять часов утра скоропостижно..." Впрочем, это было значительно позже.

– Извините, - собравшись с мыслями, ответил Ключик.
– Я не могу позвать Зинаиду Исааковну.

– Она вышла на прогулку? Тогда передайте ей, пожалуйста...

– Извините, - перебил Ключик.
– Передать тоже не возьмусь.

– Простите великодушно, - с лёгкой тенью упрёка рокотнул дикторский баритон.
– Возможно, я неправильно набрал номер?

– Вы правильно набрали.

– Кто вы?
– с едва заметным беспокойством поинтересовался баритон, проглотив слова вежливости.

– Сосед, - кратко проинформировал Ключик, потом счёл нужным пояснить: - Бывший сосед.

– Сосед? Но ведь Зиночка живёт одна... Я сам обеспечил её... Кх-м... Бывший? Что вы хотите сказать, молодой человек? Я надеюсь, с Зиночкой всё в порядке?

Что-то случилось с дикцией незнакомца - Ключик понял, что говорит со стариком.

– Зинаида Исааковна в добром здравии, - поспешил заверить он.
– Вернее, она выглядела здоровой, когда мы виделись в последний раз... Э-э... Я хотел сказать, что она попросту съехала месяц назад.

– Но это очень странно. Я, знаете ли, звонил ей месяц назад, она ничего не сказал мне о том, что собирается съехать. Вы извините, конечно, но Зина не могла вот так вот попросту съехать, как вы изволили выразиться, даже не поставив меня в известность. У неё есть мой номер, и я...

Ключик слушал треснувший изнутри баритон. В голове вертелась назойливая мешанина из утомлённого патефонного солнца и рваных строк: "...у тебя телефонов моих номера... я ещё не хочу уми..."

– Послушайте, - решился он перебить старика.
– Рези... Зинаида Исааковна не могла вам позвонить, аппарат здесь старый, с диском. Он не работает с новыми телефонными станциями. Зина оставила мне ключ, чтобы я присмотрел... даже не знаю, зачем оставила. Дом шёл под снос.

В трубке вздохнули, помолчали, потом спросили:

– Она не оставила новый номер? Адрес?

Ключик мучился раскаянием. Ни у кого из соседей не спросил нового адреса. Патефонный голос глодал его изнутри, как уксус ест киноплёнку; читал нараспев "...у меня ещё есть адреса, по которым найду..."

– Она не оставила адрес и номер телефона, - ответил Валентин, чувствуя себя отвратительно.

– Не оставила? Это очень странно. Вы говорите, съехала месяц назад, - вслух размышлял дикторский баритон.

– Дом под снос? Чьё это было распоряжение? А вы, молодой человек, почему не съехали, если дом под снос? Как вас зовут?

Незнакомец поразительно быстро восстановил равновесие, голос налился прежней силой, в тоне стали проскальзывать начальственные нотки. У Ключика мелькнула догадка, кем был... Он отогнал безумную мысль, человек этот никак не мог быть шефом Резиновой Зины.

– Ключко, - представился он.
– Валентин Юрьевич.

– Валя?
– удивился голос.
– Сын Юрочки? Зина часто мне о тебе рассказывала. Как же так, Валя? Как же получилось, что ты не взял у неё новый телефон? Она так любила... Один раз в месяц, один звонок...

"Я на лестнице чёрной живу, и в висок ударяет мне вырванный с мясом звонок", - горько били в висок Ключко Валентина Юрьевича рваные строки. Как получилось? Ему захотелось оправдаться, если не перед собою, так хотя бы перед стариком. Стоя в пустой прихожей, стал рассказывать телефонной трубке, как вышло, что Резиновая Зина съехала, не оставив адреса, как получилось, что не снесли назначенный под слом старый дом на несуществующей улице, и как он, Ключко Валентин Юрьевич, очутился на дне колодца. Рассказ вышел длинный. Из-под обитой дермантином двери сочился холод. Трубка оставалась холодной - бесполезно греть, сколько ни дыши в неё и как ни прижимай к уху. Старинный друг товарища Гольц оказался благодарным слушателем, почти не перебивал, однако даже по коротким его замечаниям Ключик понял: этот человек - действительно бывший патрон Зины, небожитель, тот самый партийный босс. Оказалось, и он остался верным Зинаиде Исааковне, хоть и не в полной мере, отчасти. Ежемесячно звонил.

– Почему Резиновая Зина?
– спросил он вдруг.

Ключик понял, что случайно проговорился. Досадуя на себя, пробормотал:

– Не знаю. Так её иногда называли соседки, - и добавил на всякий случай:

– За глаза.

– За глаза, - повторил бывший партийный руководитель, по-стариковски хихикнул, и вдруг стал неспешно, отменно интонируя, читать:

– Купили в магазине Резиновую Зину, Резиновую Зину в корзинке принесли. Она была разиней, Резиновая Зина...

– Это не со зла, её все любили, - попытался вмешаться Ключик, но бывший большой начальник не слушал, читал так, словно хотел, чтобы за ним поспевала стенографистка:

– ...упала из корзины, измазалась в грязи. Мы вымоем в бензине Резиновую Зину, мы вымоем в бензине и пальцем погрозим: не будь такой разиней, Резиновая Зина, а то отправим Зину обратно в магазин.

Прочитав, он хохотнул, и ещё раз, рефреном, почему-то с грузинским акцентом: "Обратно в магазин", - потом, внезапно сменив тон на официальный, спросил:

– Так что же, Валентин Юрьевич, получается, статус вашего дома сомнителен? Кто, вы говорите, занимался сносом? Бабичев? Нет, такого не знаю. Кто-то из новых. А теперь, значит, вопрос на контроле у Ростика.

– У кого?

– У Ростислава Владиславовича, нового мэра. Этого я знаю хорошо, сам его двигал. Комсомолец-доброволец... Великолепно. Значит, вот что мы с вами сделаем...

По ту сторону телефонного провода шуршали бумагой, потом звякнули сталью об стекло (стакан в подстаканнике, ложечка). В трубке послышалось бульканье. Баритон откашлялся и продолжил:

– Вот что мы с вами сделаем. Я займусь этим вопросом лично. Дам указания... м-м... по своим каналам. История, Владислав Юрьевич, не терпит такого обращения, у кого нет прошлого, у того нет будущего. Вы со мной согласны?