Колыбель в клюве аиста

Выглядел я, наверное, шизиком: сигарета во рту, в руках - портфель и плащ Жунковского. К тому же я норовил вырвать из рук его еще и коробку. В таком виде мы протолкнулись в квартиру. Жена отсутствовала. Я сбегал на кухню, поставил на конфорку чайник.

– Осенью мне стукнуло сорок семь. Тебе, кажется, около того, - с такими словами я подвел гостя к трюмо.

Мы увидели в прямоугольнике зеркала двух субъектов, тощего и толстого, людей в общей сложности отмеривших добрую сотню лет. Возникло странное желание, как некогда, потрогать его за ушки-лопушки, рука потянулась вверх, но я опомнился, засмеялся.

– Железное событие, - сказал он не то по поводу пятидесятилетия, не то по поводу встречи вообще, - именно таким предполагал я увидеть тебя...

– Ты предполагал увидеть нечто закругленное и не ошибся, - сказал я, схватив-таки за лопушки, - гляди!

Переусердствовал. После столь бурных излияний эмоций Жунковский то и дело интересовался состоянием ушей, машинально поглаживая их ладонью. Потом наступила обязательная в таких случаях пауза. Я включил проигрыватель, комната заполнилась рок-ритмами, заговорщически подмигнул гостю - вот, мол, мы, закругленные, горазды на чудачества!

Позвал телефон.

Звонил Азимов. Звонок не застал врасплох - звонил Азимов часто и по мелочам. Телефонные диалоги между нами не блистали полетом мысли. Они, как капли воды, походили один на другой однообразностью. Происходило это так. В трубке вначале слышались шумы, посапывание, покашливание, после чего Азимов говорил обрывистое: "Алле... Алле?..", выждав паузу, спрашивал о делах, на что следовало неизменно мое "ничего".

– Говоришь, ничего?

– Да, ничего.

– Ничего?

– Ничего.

Значит, хорошо.

– Почему решил - хорошо?
– недоумевал порою я, пытаясь понять тайну эквивалента "хорошо - ничего".

Азимов молчал, вероятно, полагал ответ очевидным без слов. Зато теперь он находил возможным завершить пролог, приступал к главному, интересовался: нет ли у меня желания посмотреть вместе футбольный матч по телевизору? Или... махнуть в загородный совхоз за арбузами? Или что-то еще в этом роде...
– словом, телефонные вторжения Азимова не приводили в особый восторг!

А тут...

Услышав в трубке покашливание - своеобразные позывные Азимова, я несказанно обрадовался: звонок его совпал едва ли не с первой минутой визита Жунковского!

Ну, конечно...

– Алле... Алле?

– Да.

– Дауд?

– Слушаю, Турсун...

Далее, не утерпев, ухожу с проторенного:

– Как у вас со временем?

Пауза.

– Оглох, что ли?

– Ты ведь знаешь, что я в отпуске.

– Машина на ходу?

– Тарахтит колымага.

– Большего и не надо. Дотянет до дачи?

– Если поднатужиться - дотянет.

– Отлично. Тогда покатим...

– Когда? Сегодня?
– спрашивает спокойно Азимов, но я-то знаю его умение сдерживать эмоции, знаю его отношение ко мне, для него я вроде живого говорящего талисмана, который, дай волю, он с радостью водрузил бы навечно рядом с собой в салоне "Запорожца" - в его вопросе легко читалось нетерпение, безоговорочная готовность принять предложение.

Я сказал, что его ожидает сюрприз, но Азимов не отреагировал.

– Когда едем?
– поинтересовался он еще.
– Баранину купить надо, подготовить...

– Послезавтра.

– Ясно.

Разговор подоспел к концу, я собирался повесить трубку, как тут Азимов, после паузы, спохватившись, выдавил-таки:

– Как дела?

Я прикрылся традиционным "ничего", но, не дождавшись "говоришь, ничего", громко рассмеялся - нет, с Азимовым не грозила смерть от переизбытка сложных чувств!

– Будь здоров, старик!
– прокричал я на прощание. Азимов, однако, не собирался класть трубку.

– Слушай, видел я Рахманова, - сказал он, меняя тему разговора.

– Рахманова?
– я напрягся. Одна из струн в нервах тихонько лопнула.

– Да все нормально, - успокоил Азимов, догадавшись о беспокойстве.
– Разговор не телефонный - поговорим при встрече.

– Договорились.

Через минуту-другую я вернулся в комнату, кивнул на проигрыватель:

– Не мешает?

Жунковский ответил не сразу.

– Честно говоря,- сказал он, растягивая слова, - без музЫки спокойнее.

(С ударением на «Ы»)

Я, конечно, обратил внимание на "музЫку", не прошло мимо слуха и тщательно подобранное "спокойнее". Уже потом, после отъезда Жунковского, я восстановил в уме ситуацию и подумал, что "музыка", сказанное в шутку, и серьезное "спокойнее"... в соединении неплохо выразили атмосферу первых минут встречи. Застал я Жунковского у книжного шкафа с книгой в руках.

Тут же почали бутылку шампанского. Я предложил перейти на крепкое. Отказался Жунковский своеобразно: похвалил шампанское, и стало ясно, что из двух зол он выбрал наименьшее.

2

О чем говорят люди после сорокалетней разлуки? Конечно, вспоминают, слушают собеседника, себя... Впрочем, сразу не станут вот так рассказывать и слушать - сначала посыпятся вопросы, ответы, ахи, охи. У нас неожиданно, правда, после обрывистых ахов да охов, началось с дискуссии о музыке. Жунковскому нравилась серьезная музыка.

– От нее зубная боль, - сказал он о рок-музыке, - но ты, вижу любитель...

Вот как!

Годы, будто клином разделили общее между нами: Жунковский тот и не тот. Невесть какая реплика гостя возбудила любопытство. Мне показалось, что отношение его к музыке - ключ к пониманию жизни Жунковского на отрезке, прожитом нами вдали друг от друга. "Где-то в начале пятидесятых годов ему стало не до "музЫки". И у меня обстояло не иначе, - думал я.
– Но подрос племянник, я сначала невольно, потом глубже прирастал к его увлечениям... К музыкальным тоже. "МузЫка" началась с рок-н-рола, битлсы гремели у нас уже в шестидесятых - вот с битлсов-то и началось мое вхождение в "музЫку"...

– Бред, скверная организация случайных звуков, - улыбался гость.

– Не согласен.

– Почему? Объясни.

Не прошло и получаса с момента встречи и - первое серьезное "почему"? Жунковский преобразился в напористого петуха... "Да, он потерял вкус к новым веяниям в музыке в начале пятидесятых, - думал я.
– Что его увлекло?" В "музЫке", в отношении к ней, почудилось мне и в самом деле зацепка к пониманию нынешнего Жунковского. Я завелся, доказывая, что рок-музыка не бред, далеко не бред, как может показаться с первого раза, что она такое же дитя времени, как, скажем, конструкции из железа, бетона и стекла, компьютеры, ЭВМ... Жунковский слушал со всепрощающей улыбкой и по мере того, как я углубился в рассуждения, все более расплывался в умилении. В улыбке его читалось: "Мне, разумеется, наплевать на роки, биты, металлы и неметаллы - я не в том возрасте, чтобы раскалываться орехом за один сеанс. Но слушаю с интересом, потому что все, что исходит от тебя - для меня важно. Додик - поклонник рок-музыки - держите! Как замечательно!.."