Комедия положений

По моей похолодевшей спине забегали мурашки. Я ужаснулась стремительной материализации случайной мысли.

Из машины выполз немолодой водитель, зеленый от потрясения, оглянулся, увидел нас, подошел, и стал, как свидетелям, объяснять, что с ним произошло, после перенесенного стресса ему нужно было выговориться:

Перед ним резко затормозила машина, и он нажал на тормоза. Серой тенью мелькнула выскочившая из-под колес первой машины кошка, и он очутился на тротуаре, на пустом на его и наше счастье тротуаре. Кошка благополучно пересекла оставшуюся часть дороги и скрылась в подворотне.

Маринка Игитханян родилась в июле, и я попадала на её день рождения несколько раз за те годы моих частых наездов в родной южный город, и эти празднования, как часто бывает, наложились одно на другое, и сейчас всплывают единой картинкой.

Мы сидим в саду у Киры, младшей сестры Маринки. Сидим за длинным столом прямо под айвой, с другого конца над столом свисает зеленый еще виноград, обычный виноград Батуми - Изабелла.

Сидим давно, и стремительно, без всяких сумерек, как это бывает только на юге, упала на нас душная и влажная ночь. Тепло, воздух наполнен пряными ароматами, различать которые я не в состоянии, только вдыхать.

Ощущение сытости и легкого опьянения.

Липкая прохлада ночи, ползущая по ногам и по голым рукам не вызывает озноба, а только приятно охлаждает. Зажгли лампы, слабо освещающие накрытый стол.

Под лампой большой арбуз.

Дядя Оганес, Маринкин отец, который как будто бы и не изменился с наших школьных времен, только слегка поседел, стоит над арбузом с большим ножом. Сейчас начнется священнодействие - разрезание огромного арбуза на ломти. Все замерли в тревоге, не дышат, вдруг арбуз окажется незрелым и не оправдает надежд.

Нож медленно, круговым движением сносит попку арбуза. Срез розовеет, он не глубокий и понять спелость арбуза еще невозможно. Дядя Оганес переворачивает арбуз и ставит его на плоскость среза, потом медленно и аккуратно начинает рассекать толщу плода параллельно его темно-зеленым полосам. Один разрез, другой. Нож в правой руке наносит арбузу рану за раной, а левая рука удерживает куски вместе до тех пор, пока круг не завершен и весь арбуз не нарезан.

Наступает торжественный момент. Левая рука предоставляет свободу ломтям, и арбуз мгновенно распадается на десяток больших кровоточащих ломтей. Радостный выдох проносится над столом. Старый армянин не ошибается, выбранный им арбуз всем арбузам арбуз.

И вот мы в темноте ночи, обливаясь соком, едим этот восхитительный дар юга.

А ночью я сижу на балконе, задыхаясь от сладкого запаха цветущей магнолии напротив дома, мне, как всегда, плохо от выпитого и съеденного, и в который раз я даю себе слово, что не поддамся и ничего не буду есть за праздничным столом, только арбуз, и всё!

Я выпила таблетки, сердечные капли, меня трясет озноб, и я жду, когда меня или вырвет, или всё же просто отпустит, прекратится удушающая тошнота и озноб, станет легко, и я лягу спать.

Все домашние спят, кроме сынишки. Он встревожен, беспокоится, и не спит вместе со мной.

– Сережа спи, ничего со мной не случится, это мой обычный желудочный приступ, - уговариваю я сына, но мальчик сидит рядом со мной на пороге балкона и ждет, придремывая, когда я смогу лечь. И хотя во время приступов мне легче одной, меня очень трогает забота моего младшенького, такая непривычная, такая приятная.

Но этот вечер приятное исключение. Из-за обострившегося геморроя, сопровождающегося постоянным кровотечением, я ела одну свеклу и кефир, и те выходили из меня с болью, которая длилась иногда всю ночь.

Марина, мамина соседка снизу, советовала мне оперироваться, она сама сделала это и очень радовалась, что решилась, у нее прекратились всякие боли.

Сережино письмо отцу

Здравствуй, дорогой папочка! Мы купили билеты на 16 число. То есть не мы, а мама с Катей. Летим 976 рейсом. Я отравился слоенным хачапури. Я не ел целые сутки, потом стал потихоньку есть. Отравился я позавчера, второго июня. Уже ем абрикосы и чищеные яблоки, каши рисовую и манную, бульон.

Во дворе мне не скучно, подружился с Вовой. Он перешел в пятый класс. Я научился плавать чуть-чуть, высовывая голову из воды. Привет от мамы и меня и всех, всех, всех.

Встречай нас. Сережа.

Я вернувшись из Батуми, и промучившись еще две недели, легла в Долгопрудненский стационар. Вечером пришла с направлением, а утром меня разбудил хирург.

– Это кто тут на операцию геморроя?
– с порога закричал он низким голосом с украинским акцентом. Я втянула голову в плечи и тихо сползла с кровати.

– Вот эта по поводу геморроя?

Немолодой, но всё еще красивый, высокий и энергичный врач критически оглядел меня с верху до низу.

– Ну, нынче и молодежь пошла,

Не так уж намного он был меня старше, по виду так лет на десять, но исхудавшая, в халате я выглядела значительно моложе своих лет.

Осмотр был очень болезненным, я закричала, и врач решил:

– Пошлем тебя на Львовскую, в проктологический центр. Они специализируются на таких болячках, у них инструменты есть для осмотра, всё под рукой, пусть там тебя оперируют.

Я испугалась, что у меня что-то очень плохое и заплакала от страха.

– Да ничего у тебя нет, просто там тебе будет удобнее, здесь у нас постоянные срочные операции, а там всё запланировано, тихо и спокойно, и они доки в этом деле.

Алешка и Сережка гостили на Урале, и на Львовскую меня сопровождала Катя.

Станция Львовская находилась где-то примерно в часе езды на электричке по Курской дороге. Я не ездила в этом направлении со студенческих времен, когда часто моталась в Серпухов и дальше, в Пущино.

Я не знала, положат меня сразу или нет, и на всякий случай взяла с собой одежду и еду, ту еду, которую я тогда употребляла - вареную свеклу и пакет кефира. Тогда уже кефир был не в бутылках, а в голубых треугольных пакетах.

Я положила кефир в сумку с вещами, и лопнул этот пакет, а лежал он сверху, и вся одежонка, пижама и свитер, вся оказалась в мерзкой и скользкой белой массе.

По хорошему, следовало бы размахнуться и выбросить сумку в окошко электрички, благо, было лето и окна открыты, но кто мог себе такое позволить, и я вынимала плавающие в кефире вещички и пыталась вытереть их носовым платком или просто выжать. Почему-то при этом я вспоминала роман, где героиня в растрепанных чувствах сбежала от мужа, сидела на вокзале вместе с маленьким сыном, и пьяный наблевал ей в сумочку. Она затряслась от отвращения и вернулась домой, надо ведь было что-то с этим делать. Роман американский и назывался он "Обед в ресторане тоска по дому". Хороший роман, хоть и со счастливым концом.