Конец войны

Я успевал даже в уме пошутить, так как контролировал ситуацию, был готов сместиться в сторону, чувствовал человека, но голос… таким дряхлым, не нес в себе никакой опасности.

— По форме не видно? — спросил я, но уже на русском.

— Удивительно, вы меня поняли, а я понял вас. Солдат, но знающий иностранные языки, с умными глазами… — старик начал описывать меня вслух, как будто кто-то сидит рядом и фиксирует приметы преступника.

— Замолчи — или умрешь! — резко рявкнул я старику.

Теперь я смог рассмотреть его. Одетый в абсолютно неуместный фрак, с накрахмаленным воротником и манжетами рубашки, до блеска начищенные туфли…

Но всё это вторично… Вот что важно — на незнакомце не было ни пылинки — ни на обуви, ни на одежде. А так не бывает, особенно при открытом окне, при достаточно ощутимом ветре в городе, где и земли не видно, сплошная пыль из извести и штукатурки. И если от старика не фонило силой, то…

Я быстро протянул руку к старику и сорвал с него брошь в виде орла.

— Да что вы себе позволяете?! — возмутился он. — Немедленно верните! Вы не какой-нибудь коммунистический мародёр-унтерменш? Вы же к хозяину пришли…

Я позволил ему исходить возмущением. Как только явно золотая вещица оказалась у меня в руках, я разглядел сущность твари. Да, это нечисть. но, такая, слабосилок, что ли. Как шакал рядом с тигром Шер-Ханом. А вот где Шер-Хан, я уже понимаю.

— Ты меня видишь? — удивился и вместе с тем испугался старик.

— А не должен? — спросил я.

— Нет… — тускло проскрипел старик, который на самом деле… СТАРИК.

В том смысле, что я видел перед собой морщинистый клубок, из которого торчали ноги. И эти скелетообразные конечности переступали в сторону стены, явно в надежде на спасение от меня.

— Что это такое? — потребовал я, указывая на брошь, одновременно другой рукой потянув не сопротивляющегося старика за ворот фрака.

— Хозяин дал, чтобы я был больше похож на себя прежнего. Но почему ты не покорился хозяину?.. — старик вдруг выпучил глаза и…

— Помер… — констатировал я факт смерти и отпустил бездыханное тело.

Оно осело на пол.

Вот только верно ли смерть эта была только что… Не умер ли старик раньше? И я почувствовал, что на старика воздействовали оттуда, из-за стены.

Передо мной был слуга, он прекрасно понимал, что я пришёл к некоему его хозяину, но не понял иного… Я не под контролем. Значит, были те, кто приходил сюда под этим самым контролем? И сколько людей? Думаю, что все, или большинство вопросов снимутся, когда я пойду к тому, кто хочет считаться хозяином.

Он уверен в том, что это я в ловушке и должен прийти в качестве самодвижущегося обеда? Пусть… Как это ни странно, но часто нужно поддаться своему противнику, чтобы он думал, что всё идёт так, как задумывалось, а он уже побеждает. Чтобы не сбежал враг, чтобы чуть расслабился. И тогда… Вот я и обязан сделать это самое «тогда». Я уже рассчитал, моих новых умений должно хватить, если встречусь с таким же существом, как тот лысый ряженый майор-гипнотизёр.

Я ещё раз осмотрел комнату, мебель, придумал, чем именно заложить дверь в логово того самого хозяина, чтобы она внезапно не закрылась, проанализировал ситуацию. И… пошёл.

Иначе нельзя!

Глава 5

Темнота. Мои глаза ничего не видят, но я чётко ощущаю, что попал именно в то место, куда меня и влекло. Темнота казалась осязаемой, она обволакивала, сдавливая, как, наверное, может сдавливать вода на глубине. Казалось, что с каждым шагом я погружаюсь ещё глубже, и давление становится всё болезненнее. Где-то капала вода, но капли падали не вниз, а вверх, исчезая в чёрной пустоте. Воздух был нехороший, не затхлый — хуже, как будто что-то умерло, но не разложилось до конца. Пахло могилой… Нет, я не знал, как именно пахнет могила, но ассоциация пришла в голову и не собиралась оставлять меня. Я спускался в могилу!

И ещё много эмоций, ощущений, которые были настолько новыми, ещё не осознанными, что я не успевал думать о том, что именно они мне напоминают, при этом мозг, казалось, работает так, как никогда ранее. Всплывали картинки из кинофильмов, вспоминались строки из прочитанных книг, где могли упоминаться всякого рода подземелья, четко представлялись данные, что были мне доступны из другой жизни, даже что-то из архивов, про подземные бункеры нацистов, про то, что существовали дома с большими подвалами, где происходили обряды…

Неужели всё то, с чем я успел столкнуться, едва осознав себя в прошлом, было на самом деле? И от нас всё тщательно скрывали? И даже моей степени допуска к совершенно секретной информации не хватало, чтобы знать наверняка? Логика подсказывала мне, что не будут заниматься многие и многие богатые и знатные люди мистицизмом, если на выходе их ничего не ожидает. Каббала, масоны, иллюминаты… Разве все они могли бы существовать без какой-то доказательной базы своим паранормальным знаниям?.

Я думал о всяких обществах, умении Конторы скрывать существование необъяснимого, скорее, не для поиска выводов, а потому, что моим мыслям активно пытались мешать… И я нашёл относительно малозатратный способ сопротивления чужому вмешательству. Вот такой лайфхак, как говорится. Думайте, люди, чаще, самостоятельно увлекайте свой мозг, иначе за вас будут думать, а вы — только воспроизводить чужие мысли!

Я продолжал идти. Темнота… она, будто живой организм, сопротивлялась мне и моим мыслям. Борясь со мной, она стремилась поглотить, поработить. Виски сдавливало с новой силой, а чуть ниже солнечного сплетения вновь стало болезненно жечь.

Делаю шаг. Больно, неуютно, чёрт возьми, но я хочу узнать, что там впереди. Мне нужно разорвать связь, мне нужна свобода! Ещё шаг… чуть не падаю: под ногами лестница, явно ведущая вниз. Стал спускаться, отмечая то, насколько быстро глаза привыкают к темноте.

Хотя, казалось бы, для этого нужен хоть какой-то источник света. Но, несмотря на то, что дверь была приоткрыта, свет не пробивался вовнутрь — а всё равно я начинал именно видеть глазами, а не только чувствовать. Видимо, это ещё один из тех нечеловеческих навыков, который стал мне доступен.

— Кто же я такой, чёрт возьми? — возмутился я внутри себя, может, только губами пошевелил, при этом не издавая ни одного лишнего звука.

Эманации скверны усиливались. К головным болям прибавилось и головокружение. Но, при этом я уверенно, только прикусив от напряжения губу, продолжал движение. Глаза не видят, они врут, уши — вообще предатели, так как ничего не слышат, а вот задницей, ну или чем-то ещё, чую, когда что-то не так.