Конечно, это не любовь

— Потише, пожалуйста! — прохрипел он.

— Ну-ка, выпей, она сказала, что тебе это поможет, — Джон заставил Шерлока приподняться и, поддерживая под спину, влил ему в рот горькую жидкость. Шерлок сглотнул, и боль тут же отступила.

— Она? — уточнил Шерлок. Он совершенно не помнил прихода Гермионы.

— Да, женщина, такая… — Джон сделал странный пасс рукой, — с темными волосами, из тех… ты понимаешь. Сказала дать тебе это, когда придешь в себя, и… исчезла.

Шерлок пару раз моргнул, осмысливая информацию, потом кивнул — точно Гермиона. Странно, правда, что она позволила Джону догадаться о том, что является одной «из тех», как он тактично назвал волшебников. И особенно странно, что она, обнаружив его в таком состоянии, просто оставила зелье и ушла, а не привела в чувство и не начала пытать особо изощренными заклинаниями.

Шерлок протянул руку в сторону и пошарил по полу (он лежал на диване) — где-то должен был лежать список веществ, которые он принял. Это было что-то убойное, раз у него отшибло память о последних днях.

— Что ты ищешь? — спросил Джон.

— Не важно, — огрызнулся Шерлок. Списка не было.

— Ты вообще как себя чувствуешь?

— Я в порядке. Пытаюсь только понять, что я себе вколол и зачем.

— Эм… Ты не на наркотиках, если что…

Шерлок сел на диване и с удивлением уставился на Джона. Тот явно мучился без сна несколько дней, забывал питаться, нервничал.

— Не на наркотиках? — переспросил он.

— Нет. Это все тот коробок. Ты как будто сошел с ума, не расставался с ним, сидел и смотрел на свет.

— Черт, я идиот, — искренне сообщил Шерлок и упал обратно на диван. Отличный эксперимент — поизучал волшебный предмет вволю. После слов Джона Шерлок начал вспоминать смутные ощущения — интерес при виде коробка и его содержимого, желание не отдавать его никому, злость на то, что кто-то отвлекает его от самого важного в жизни дела — созерцания волшебного света.

— Да, она тоже так сказала.

— Не сомневаюсь, — Шерлок отвернулся к спинке дивана — теперь он был рад тому, что Гермиона оставила лекарство и ушла. Выслушивать от нее нотации и упреки он привык, но не в том случае, когда она была полностью права. Пожалуй, стоит перед ней извиниться за собственную глупость.

Джон некоторое время молчал, потом ушел на кухню, погремел кастрюлями и вернулся.

— Поешь-ка. Миссис Хадсон сварила бульон.

При слове «еда» Шерлок снова сел — видимо, увлеченный артефактом, он и есть забывал. Джон аккуратно пододвинул к дивану журнальный столик, сгреб с него бумаги на пол и поставил чашку с бульоном. Подождал, пока Шерлок сделает несколько глотков, а потом все-таки не выдержал и спросил:

— Кто они такие?

Шерлок попытался было сделать вид, что не услышал вопроса, поинтересовавшись:

— А где Мэри?

— Дома. Ты не ответил.

— Тебя интересуют они вообще или…

— И то, и другое. — Джон подвинул кресло, уселся в него и скрестил руки на груди, всем своим видом показывая, что готов сидеть хоть до ночи.

— Они — волшебники. Живут рядом с нами и стараются не вмешиваться в наши дела, — сказал Шерлок, мысленно пообещав себе, что извинится перед Гермионой еще и за раскрытие ее большого секрета.

— Заметно, — с нажимом ответил Джон, — что не вмешиваются. Я не идиот, Шерлок.

— С чего ты это взял? — шутка оценена не была, и Шерлок вздохнул: — ладно, я понял. Они действительно стараются не вмешиваться, но с Гермионой, которая сегодня приходила, мы давно знакомы. Даже в некотором роде… — он хотел было сказать «друзья», но почему-то передумал и замолчал.

— В некотором роде друзья? — предположил Джон. Шерлок пожал плечами, предоставляя ему размышлять над этим вопросом самостоятельно.

После кружки бульона слабость отступила, и он чувствовал в себе силы встать, привести себя в порядок и заняться каким-нибудь делом, раз уж смерть французского спортсмена ему расследовать не удастся — наверняка Гермиона сама займется продавцом артефакта.

Дела и расследования снова посыпались, как подарки на рождество — свободного времени почти не оставалось. Шерлок чувствовал себя счастливым как никогда — они с Джоном снова жили в квартире на Бейкер-стрит, их снова будил мерзкий дверной звонок, возвещающий о новых клиентах, они опять бросали вызов преступникам. Иногда по вечерам Джон, разумеется, уходил к Мэри — Шерлок в этом время, словно наверстывая упущенное за два года, занимался музыкой. Скрипка всегда его успокаивала, и он соскучился по ней едва ли не больше, чем по всем людям, вместе взятым. Играя, он сочинял извинения для Гермионы — вылечив его, она пропала и не подавала никаких вестей, что для нее было нехарактерно. Шерлок предполагал, что она поддалась иррациональному чувству обиды — и считал, что может поступиться своими принципами и принести ей свои извинения.

К его огромному удивлению, когда он все-таки подготовил речь, Гермиона вовсе не была готова ее слушать. На словах «Поэтому, вероятнее всего, ты испытываешь злость и имеешь на нее полное право», — она прервала его, сказав:

— Не хочешь заняться делом и сварить горячий шоколад?

Из этого Шерлок сделал вывод, что она занята делом — возможно, тем самым, про артефакт-коробок, возможно — еще каким-то. Увы, делиться с ним подробностями она не пожелала.

Сварив шоколад на жуткой, редко использующейся плите, Шерлок расположился со своей чашкой на ковре и некоторое время молчал, вслушиваясь в скрип пера Гермионы и в ее редкие и злобные «Мерлиновы панталоны».

— Видеть уже эти бумаги не могу, — вздохнула она и, подхватив чашку со стола, тоже уселась на ковер, подумала о чем-то — и положила Шерлоку голову на плечо. Он хотел было отодвинуться, но потом вспомнил, что вроде как пришел извиняться и что она действительно очень устала, и решил не двигаться. Минут через пятнадцать спросил:

— Дашь взглянуть?

— Нет смысла. Там думать не о чем — просто очень большая зачистка.

Гермиона замолчала и, похоже, закрыла глаза. Не прошло и получаса, как ее дыхание выровнялось, пустая чашка выскользнула из пальцев и с тихим стуком упала на ковер. Шерлок прикинул варианты действий.

Самым логичным было бы разбудить ее и отправить спать. Но он вспомнил ее замученное лицо, синяки под глазами — и отказался от этого плана. Ей однозначно стоило поспать, а если ее разбудить, она вспомнит про недоделанные дела и недописанные бумаги и опять засидится до пяти утра (судя по расположению бумаг на столе и шторам, она делает это последние три-четыре недели). Он отставил собственный чашку, встал и осторожно поднял Гермиону на руки, с удивлением поняв, что она весит не более девяти стоунов, и отнес в спальню.

Разумеется, там царил абсолютный порядок — ни разбросанных вещей, ни пыли на полках, ни открытых флакончиков, даже постель идеально заправлена. Шерлок уложил Гермиону поверх одеяла и некоторое время размышлял над вопросом одежды — вообще-то спать в одежде вредно, он это знал, но был совершенно уверен в том, что не решиться с Гермионы эту одежду снимать.

Компромисс нашелся легко: он стянул с нее туфли и носки, расстегнул верхнюю пуговицу на мантии, прикрыл ноги пледом и вышел из комнаты, притворив за собой дверь. В конце концов, теперь можно было считать, что извинения он принес в полном объеме.