Конечно, это не любовь

Неожиданно сзади раздалось:

— Держись!

Он обернулся — к нему бежал взмыленный, растрепанный Джон, держа под мышкой какой-то сверток.

Добежав до аквариума, он хлопнул Шерлока по спине и сказал:

— Я здесь, — и вытащил из свертка длинную веревку с крюком на конце.

— Джон, — с трудом произнес Шерлок.

— Мы ее вытащим, — заверил его Джон и со второй попытки зацепился крюком за бортик аквариума.

Шерлок первым схватился за веревку и полез наверх. Джон держал нижний край, чтобы было проще карабкаться. Веревка была очень длинной и жесткой, Шерлок в кровь стер руки, но постепенно добрался до цели — схватился за бортик, подтянулся, лег на живот и выполз на серые гнилые доски.

В ушах звенело, глаза слезились, зубы стучали, как от холода. Шерлок попытался сесть, но быстро оставил напрасные попытки — все тело болело. Постепенно сознание начало проясняться, бред прошел, и Шерлок сумел вспомнить, что произошло и ради чего он снова принял наркотик. Магнуссен. Болевая точка.

Эти слова позволили ему окончательно отделить реальный мир от галлюцинаций и все-таки сесть, опираясь на грязную стену. Оставалось только надеяться, что это было не зря. Потому что если бы в первый свой прием наркотиков он увидел нечто подобное, он в жизни больше не притронулся бы к игле.

Конечно, это не любовь. Глава 38

Хлоп — Майкрофт дернулся от звонкой пощечины, но не предпринял попытки заградиться. Гермиона сжала зубы и без раздумий влепила вторую, еще более хлесткую. Старший Холмс осторожно потрогал челюсть, однако ничего не сказал.

— Как. Ты. Посмел?! — на последнем слове Гермиона сорвалась на крик, статуэтка на каминной полке лопнула вдребезги от волны стихийной магии.

— У меня не было другого выхода, — тихо ответил Майкрофт. Гермиона прищурилась и прошипела:

— Нет, был. Ты мог вызвать меня. Позвонить. Обратиться к портрету. Всадить Шерлоку пулю в плечо, в конце концов — я бы однозначно это заметила и пришла бы. Но ты решил все сделать сам.

— Там было полсотни человек. У них на глазах Шерлок нарушил закон обычного, маггловского мира. Я не мог позволить тебе вмешаться.

— Шерлок спас наши с тобой, Майкрофт, задницы, — выдохнула Гермиона, — сделал то, на что у нас с тобой, двух заигравшихся политиканов, не хватило духу.

— Он думал не о нашем спасении, поверь мне, — Майкрофт скривился, — он спасал Джона Ватсона, как и всегда.

— Плевать. Он убил гадину, которая угрожала спокойствию двух миров, вместо того, чтобы пытаться играть ей на дудочке.

Гермиона отошла к камину, по ходу починив сломанную статуэтку.

— Он убил человека при полусотне свидетелей.

— Один легкий «Обливиэйт» решил бы эту проблему. Если бы ты не возомнил себя вершителем судеб и вызвал бы меня, — она скрестила руки на груди и едко спросила: — а может, ты наслаждаешься этим? Своей властью? Не над миром, к ней ты привык. Над Шерлоком.

— Не говори чушь, Гермиона, — попытался прервать ее Майкрофт.

— Чушь? Я просто права. Мы оба знаем, что Шерлок неконтролируем, мы к этому привыкли, и вдруг — чудная возможность распоряжаться его судьбой. Ты наслаждаешься. Как в тот раз, когда вытаскивал его из Сербии и наблюдал, как его избивают. Не смотри на меня так, ты привез его в таком состоянии, что я не могла не заглянуть тебе в мысли.

Майкрофт еще крепче стиснул зубы, мог бы — сточил бы их в крошку, и сдавил пальцами рукоять зонта, и вдруг позволил себе легкую насмешливую ухмылку:

— Как банально.

Гермиона вопросительно приподняла бровь.

— Я все думал, почему ты так возишься с моим братом. Следишь за ним, спасаешь, бросаешься по первому требованию к нему на помощь. Пренебрегаешь своими обязанностями и личной жизнью в угоду ему, не получая иногда даже простого «Спасибо».

Гермиона взглянула Майкрофту в глаза и заметила:

— Если ты о том, что я люблю его, то это не банальность, а факт. Он — один из немногих людей, которых я считаю своей семьей. И я пойду на все, чтобы защитить свою семью.

— Пример с твоими родителями отлично это доказывает, — дернув уголком рта, сказал Майкрофт — и тут же пожалел об этом. И без того взвинченная, Гермиона пришла в ярость. Кончик ее волшебной палочки уперся Майкрофту в горло.

— Майкрофт, — мягко, почти ласково заметила она, — ты ведь помнишь, с чего началось наше сотрудничество. Не зли меня.

Встретившись с ним взглядом, она опустила руку и постаралась успокоиться. Она не имела права на злость, только не сейчас. Но ее самоконтроля, и без того неидеального, как у любого гриффиндорца, не хватало.

Шерлок решил проблему Чарльза Магнуссена, над которой она билась почти год, легко и тривиально, одним выстрелом. Он выяснил то, чего не смогла выяснить Гермиона — у Магнуссена никогда не было документов, которые он реально мог бы использовать (даже фотографии волшебников он не хранил, а отправил Майкрофту) — только знания. Шерлок прострелил ему череп, превратил опасные знания в неаппетитную кашицу из мозгов и крови.

Если бы Гермиона знала о его плане, она смогла бы его подстраховать. Она изменила бы память свидетелям и сумела бы представить все как несчастный случай, самоубийство — не важно. Более того, в Министерстве ее поступок одобрили бы — Магнуссен был настоящей костью в горле.

Но Шерлок как всегда решил все сделать сам. И теперь, спустя три дня после смерти Магнуссена, Гермиона узнала, что Шерлок в тюрьме. А посадил его туда Майкрофт-Мордред-его-побери-Холмс.

Майкрофт коснулся шеи, поправил воротничок и сказал:

— Чувства всегда вредят работе. Неравнодушие — худший недостаток.

Гермиона снова встретилась с ним взглядом и с трудом сглотнула — неужели он действительно так считает? Она всегда была уверена, что он любит Шерлока — пусть по-своему, так, как умеет, но любит. А сейчас усомнилась. Он запихнул брата в тюрьму, зная, что ему противопоказанны одиночество и изоляция, и сейчас отговаривается общими словами о том, что «другого выхода не было».

Едва осознавая, что делает, ведомая не разумом, а злостью, она подняла палочку снова и произнесла:

— Легиллименс.

Его блок, которому было далеко до блока Шерлока, поддался сразу же, и перед глазами Гермионы (а значит, и Майкрофта) замелькали картинки.

Полный мальчик лет восьми склоняется над детской кроваткой, в которой лежит, улыбаясь, беззубый малыш с черными мягкими вихрами.

Потом тот же малыш, но уже старше, бодро топает к Майкрофту, падает на живот, и Майкрофт подскакивает с места, чтобы помочь ему подняться.