Конечно, это не любовь

— Почему должно быть больно, Майкрофт? — спросил ребенок.

— Потому что ты очень глупый. Ты помнишь, что происходит с глупыми маленькими мальчиками, которые не слушают, что им говорят? Что происходит со всеми, кто поддается жалким сантиментам?

Губы Шерлока-ребенка задрожали, по щекам потекли горькие слезы.

— Помнишь? — повторил Майкрофт.

— Их всех уносит восточный ветер, — прошептал Шерлок. — Он разыскивает их и сметает с земли. Так, чтобы их больше никогда не было.

— Правильно, — кивнул Майкрофт и улыбнулся, — и что из этого следует?

— Нельзя быть жалким.

— А значит?

— Нельзя впутываться…

Майкрофт удовлетворенно кивнул головой и снова улыбнулся. Он услышал все, что хотел.

К Шерлок-ребенку подошла маленькая девочка с очень пышными кудрявыми волосами, больше похожими на воронье гнездо, улыбнулась, стараясь скрыть слишком большие передние зубы, и протянула руку:

— Я Гермиона Грейнджер.

Шерлок вытер слезы и коснулся ее руки со словами:

— Я знаю.

Большие шоколадные глаза девочки блеснули весельем, и Шерлок почувствовал, что проваливается в них, в теплую черноту, пахнущую горячим шоколадом.

Он проснулся и взглянул на часы — наркотик вырубил его на десять часов, почти на половину еще одного бесконечно-долгого дня. Образы и видения, которые преследовали его во сне, были смутными и едва различимыми, и Шерлок решил, что не станет их вспоминать. Ему нужно было продержаться еще немного. Еще несколько дней, прежде чем за ним придут.

Он взял со стола поднос с едой, который принесли, пока он спал, и мрачно подумал, что это будут очень долгие несколько дней.

Собственно, он был прав. Если бы не кофе и страшная смесь химикатов, в которую постепенно, с каждой дозой, превращалась его кровь, он бы не выдержал до конца недели. Он был превосходным химиком, поэтому без труда рассчитывал количество того или иного приносимого охранником вещества, достаточное для того, чтобы притормозить реакции и уровень восприятия, но сохранить контроль над телом и умом.

Майкрофт пришел через шесть дней — похудевший на три фунта, с серым лицом и совсем не такой важный, как его двойник из Чертогов.

— Надо же, пришел меня проведать? — поинтересовался Шерлок. Если бы Майкрофт вздумал посветить ему фонариком в глаза или попросить пройтись по камере, он, конечно, понял бы, что Шерлок под кайфом, но он слишком верил в систему безопасности. Или в благоразумие своего младшего брата. Или ему было плевать.

— Не по собственному желанию, — холодно ответил Майкрофт.

— А, принес хорошие новости? Так меня решили отправить на электрический стул? Или, может, гильотинировать? Хотя, постой, как насчет нашего традиционного повешения? — Шерлок прикусил язык. Излишняя болтливость — один из симптомов. Не стоило привлекать внимание Майкрофта таким образом.

— Ты совершил убийство. Неужели ты думаешь, что тебя должны были отпустить на Бейкер-стрит с пожеланиями всего наилучшего?

— Магнуссен был подонком, едва ли кто-то будет по нему скучать, — Шерлок удобней устроился на кровати, но встать не решился.

— Однако ты решил избавиться от него слишком публичным способом, — Майкрофт оперся на свой извечный зонтик.

— И что дальше? Меня ждет «Пентонвилль»?

— Ни в коем случае, — покачал головой Майкрофт. — Я слишком ценю безопасность этой тюрьмы. Тебе решили поручить крайне важное задание в Восточной Европе. Я предполагал, что ты откажешься, но, учитывая обстоятельства, у тебя нет выбора.

Ему решили поручить задание, на котором он проживет полгода. Шерлок прислонился затылком к стене. Достаточно изобретательно.

— Это все? — спросил он.

— О чем ты?

— Это все, что ты хотел мне сказать? Тогда спешу напомнить, что выход из камеры у тебя за спиной.

— Шерлок… — вместо того, чтобы убраться куда подальше, Майкрофт сделал шаг к кровати, — ты вечно драматизируешь. Я не враг тебе. И я хочу…

— Дверь, Майкрофт.

Брат некоторое время постоял, покачался на носках и, развернувшись, вышел из камеры. Дверь пискнула, электронный замок закрылся.

На следующий день Шерлок поднялся рано, сделал себе очередную инъекцию, которая гарантировала бы внешнюю адекватность психических и моторных реакций, при помощи молчаливой и вежливой охраны побрился и переоделся в чистый новый костюм.

Очевидно, если планы Майкрофта нарушатся, с Джоном Ватсоном они сегодня встретятся в последний раз — Шерлоку придется начать новую жизнь после окончания задания в Восточный Европе. Ради Джона нужно было выглядеть хорошо. Он должен быть уверен, что все в порядке.

Шерлок взглянул на себя в зеркало и скептически нахмурился — он однозначно не был «в порядке», и Джон легко это заметит. Он, конечно, крайне невнимателен, но не в том, что касается здоровья и проблем с ним. Покрасневшие крылья носа, мешки под глазами, розовые белки — Джон сразу определит, в чем дело. Если только…

Вместо того, чтобы попытаться привести себя в надлежащий вид, Шерлок, наоборот, как следует потер глаза кулаками, заставляя их сильнее слезиться, потом плотно сжал переносицу и держал до тех пор, пока в носу не захлюпало. Оценил результат в зеркале и остался доволен. Джон сентиментален, он легко поверит в то, что Шерлок едва сдерживает слезы при прощании.

К самолету на военный аэропорт в пригороде Шерлока везли на машине почти без охраны. Можно было бы сбежать, но он, конечно, не стал этого делать — сбежать и из тюрьмы можно было, только бессмысленно.

Машина остановилась в сотне футах от самолета, Шерлок вышел наружу и вдохнул холодный январский воздух. Еще немного потер глаза и сунул руки в карманы. Зубы постукивали — слишком резкий перепад температуры, мышечный спазм, физиологическая реакция, которую можно было игнорировать.

Потом приехал Майкрофт — спокойный и собранный, как всегда. Сегодня у Шерлока не было никакого настроения злить его, поэтому он промолчал, вместо того, чтобы отпустить комментарий о лишней булочке за завтраком. Ради разнообразия можно было попробовать вести себя как взрослый человек. Майкрофт, похоже, тоже не был расположен раздражать его, потому что ничего не сказал, просто встал рядом, так близко, что их плечи почти соприкасались. Шерлок предполагал, что они будут молчать до приезда Джона, но Майкрофт неожиданно произнес: