"Король" с Арбата

Зрители услышат оглушающую пулеметную стрельбу, мощные разрывы снарядов и крики «ура!», а здесь, с другой стороны, всего лишь бежит звуковая дорожка. На пленке - это просто маленькие черточки, а в зале слышен голос самого Чапаева:

–  Там лучшие сыны народа жизни свои кладут за наше революционное дело. А вы? Кровью искупить вину свою! Я сам впереди пойду!

Мы зачарованно смотрим на все это волшебное царство техники, и я с тоской думаю:

«Зря ты, Нонка, воображаешь перед Костей».

Уже дома перед сном я долго рассказываю Нонке, какое это великое дело управлять киноаппаратом. Нонка моет в тазу голову, и я не уверен, слышит она что-нибудь или нет.

Наконец погас свет, и я с надеждой спрашиваю:

–  Ну, как тебе Костя?

–  Голова у твоего Кости для противогаза,- говорит сонно Нонка,- целый час сидел и все про киноаппарат. Что я, в политехническом музее, что ли?

–  Балда ты,- говорю я вполне уверенно. Утром к нам кто-то стучит в окно.

–  Мама!-кричит Нонка.- Алешка, вставай, мама приехала!

Мы открыли двери, суетимся, ждем. И вот мамины шаги. Мы уже на лестнице, помогаем ей. Узелок тащим. Обнимаем, целуем. Она огляделась, бледненькая, похудевшая, гладит нас с Нонкой, то и дело глаза вытирает. Осмотрела мои ботинки, потом до головы добралась.

–  Ноночка, там в узле печенье, яблоки. Разделите, от передач осталось.

–  А мы тебе пастилы купили,- вскакиваю я.

Сейчас пьем чай всей семьей. Маме не даем двигаться. Нонка тапочки ищет. Я - пулей за керосином. Выскочил во двор. Никого еще нет. Встал посредине, два пальца в рот и как свистну.

Сразу в одном окне - Женька, в другом - Мишка, а вон и Лева за занавеской очки надевает. Выглянул и Ларискин отец с намыленной щекой, нахмурился.

–  Мама приехала!-помахал я им бидоном.

Дома я все пытаюсь рассказать маме про кино. Показываю пленку, объясняю, как получается, что Чапаев здоровается с Фурмановым. Она вроде слушает, и глазами все осматривает комнату, часто встает, то на кухню пройдет, то половики поправит.

–  Я слушаю, слушаю, сынок,- говорит она, когда я замолкаю.- Ноночка, а где квитанция за квартплату?

–  Можно взять вот эту коробку из-под печенья,-продолжаю я,- сюда лампочку, а здесь вырезать для объектива, ну, стекло увеличительное. Посредине пропустим пленку и на стене получится кино.

–  Ноночка, а где у нас хозяйственное мыло? Научного разговора не получается, и я с коробкой из-под

печенья «Пети-фур» выхожу во двор. Здесь уже все в сборе.

Это всегда так кажется, что все в сборе. Раз есть понимающие люди, значит - все в сборе. А понимающие только Женька, Лева, Мишка, ну еще маленький Славик, связной па посылках. Вот и все.

Гога из дом пять коробку понюхал, сказал:

–  Печенье было.

Женька повертел в руках, прикинул:

–  Вот здесь дырку вырежем, а сюда лампочку.

Лева картон ощупал, зачем-то постучал по коробке со всех сторон:

–  От лампы нагреется. Надо вентиляцию. Мишка на земле трубку рисует:

–  Увеличительное стекло в одну трубку вставить, а вторая пуста. И так регулировать. Как в прицелах на самолетах.

–  Это чтоб фокус был,- добавил Лева.

–  Что?

–  Ну, фокусное расстояние.

Мы промолчали. Лева центр наметил, и Женька начал ножичком делать дырку. Славик ему помогает, коробку придерживает, а мы с Мишкой решили разойтись по домам. Ему надо достать патрон для лампочки, а мне где хочешь- вывинтить эту самую лампочку.

Гога из дом пять любуется своими новыми резиновыми тапочками, на Ларискино окно посматривает, между прочим советует:

–  Аккуратнее вырезайте. Тут точность нужна. Как будто мы сами не знаем.

–  Ты бы лучше электропровод достал,- предлагает ему Женька. Гога только плечами пожал:

–  Давайте денег, куплю.

Лампочки бывают разные. Легче всего вывинтить в парадном или из уборной. Но такие очень тусклые, не просветить им насквозь пленку.

Можно вывинтить ту, что в комнате над столом. Приспособить ее на время, а вечером обратно. Но уж очень много будет вопросов: «куда?», «зачем?», «почему?» и, конечно, Нонкин: «Ты что? Тронулся?»

Хоть бы на один из них толком ответить.

За окном свист.

Газету на скатерть, ногами на стол, и вот она, лампочка. Нонка что-то пишет. Похоже на письмо. Никакого внимания. Лампочка противно скрипит, не вывинчивается. Нонка глаза вверх, просветила насквозь абажур, лампочку, меня и опять за письмо. Лампочка вывернулась. Нонка все пишет.

Мишка принес патрон. Озираясь на окна, вынул его из-за пазухи и молча положил на скамейку. Мы ни о чем не расспрашивали.

Во двор спустилась Лариса. Незаметно подошла Лидочка. Гога из дом пять согнал Славика, предложил Лариске место.

–  Сюда линзу, сюда лампочку, а посередине лента из Чапаева,- объясняет ей Гога.- Вот как мы придумали. Свое кино будет. И не надо брать билеты в «Кадр».

–  Тебе надо брать билет,- говорит хмуро Лева.- Даром в кино не пустим.

–  Да я и сам не пойду. Подумаешь, изобретатели.

–  А меня пустите?-спрашивает Лариска, разглядывая на свет кинопленку.

–  Даже на самый первый ряд,- обещаю я.

–  А меня?- беспокоится Рыжик.

Я очень занят подгонкой трубок для увеличительного стекла и потому не отвечаю.

–  А меня пустите, Алеша?-тихо повторяет Рыжик.

–  Тебя обязательно,- кряхтит Женька, орудуя ножом.

–  А я и не пойду,- вдруг объявляет Рыжик и уходит.

–  Правильно сделала,- смотрит ей вслед Гога.- Подумаешь, Голливуд какой!

–  Сам ты Голливуд,- говорит Мишка.- Катись отсюда.

–  И правда, чего я у вас не видел,- пожимает плечами Гога.- Только я не покачусь, а покину вас. Всему есть два понятия. Поняли?

Он ушел.

Мы давно заметили, что у Гоги на все есть два понятия.

Как- то маленький Славик, испытывая новую рогатку, нечаянно высадил форточку в Гогином окне. Немедленно в нашем дворе появился Гогин папа и впереди него Гога.

Славик растворился за нашими спинами.

–  Кто?- спрашивает папа и снимает пенсне. Мы молчим.

–  Надо быть смелым и честным,- говорит Гога.- Славик, выходи.