"Король" с Арбата

–  Это вы нарочно?

–  Что, Славик?

Он по затылку яблоком трет:

–  Ну, волосы? Это вы нарочно?

–  Так надо, Славик. Вот, давай как мужчины с мужчиной…

–  Давай,- вяло соглашается Славик и нерешительно трогает свой чубчик.

Лидочка берет его на руки, осматривает мордашку, сердится:

–  Ив чем это у тебя лоб?

–  Где?

Она показывает. Славик искренне удивляется:

–  Неужели не догадались? Ведь я же на чердак лазил. Там от гитары была штука такая с шестеренками, крысоловки разные, а ботинок на крепкой резине сколько хочешь. Пошли, посмотрим.

В дверях обозначился граф де Стась. Конечно, с персиком.

–  Граф, подари персик Славику,- предлагает Лидочка. Он на аппарат засмотрелся: что означает - не слышит.

–  Граф, отдай персик Славику.

Плечами пожимает. Куснул чуть персик, протягивает

Славику: г*

–  Пожалуйста. А что?

В сарай Жиган заглянул. Хмурый, усталый. На нем рабочий комбинезон в масле. Жиган прямо из ночной смены. Знать, так и шел от самого завода в спецовке. Наверное, хвалился перед прохожими: вот, мол, я иду. Рабочий человек.

–  Бахилю не видели?

–  Нет, не видели.

Он присел на порожке, потянулся, закурил.

–  Ну и устал я сегодня, ребята,- говорит Жиган. Мы молчим.

–  Понимаете, цех срочное задание получил,- он помолчал, огляделся, сказал шепотом: -военный заказ.

Мы молчим.

–  Всю ночь вкалывали, как черти. Мастер благодарность вынес.

Один Славик заинтересовался, на Жигана смотрит, а мы своим делом заняты.

–  Устал же я,- опять вздыхает Жиган. Мы с чертежами возимся…

–  Что же вы молчите?-тихо спрашивает он.- Что же вы молчите, черти лысые?

Согнулся Жиган, папироской на порожке точки делает.

–  Ведь я же устал,- говорит он сам себе и потом долго молчит.

Пришел Сережка Бахиля. Жиган на него - никакого внимания. Сидит и молчит. Потом встал, подошел к столу, аппарат разглядывает. Попробовал осторожно ручку покрутить, удивился, что все вдруг завертелось, кроме обтюратора. Пальцем его потрогал, подумал, сказал:

–  Сюда нужны конические шестерни.

–  Сами знаем,- говорит Женька.- А где достать?

–  Где?- удивился Жиган.- Сделать надо. На заводе.

Лидочка ему скорее чертеж подсовывает. Он быстро, почти без нашей помощи разобрался, где должны быть шестерни, на сколько зубцов и какого размера. Закурил, пустил дым в потолок:

–  Ладно, сделаю.

–  Когда?

–  Дня через два. Слово - закон.

Мы смотрим на Жигана и не знаем - кричать ли нам, прыгать ли. Только Славик сказал:

–  Вот мировецки!

–  А для чего вы все остриглись?-спросил Жиган.- Школа требует?

Мы все ему рассказали. И про танцы, и про нашу клятву, и про то, что скоро в школу.

Он слушал, крутил головой, улыбался. Потом нахмурился, снова за папироску, дым в потолок:

–  Ладно, завтра будут шестеренки.

–  Ура!

–  Ха-ха!

–  Банзай!

–  Мировецки!-Славик подставляет Жигану консервную банку.- Вот сюда пепел.

И только сейчас Жиган заметил Бахилю, на нас показывает:

–  Вот, Сережка, учись. Академиком будешь. Он шагнул к дверям, оглянулся:

–  Эх, и устал же я сегодня.

–  Еще бы,- говорим мы,- ведь военный заказ. Иди поешь и поспи.

–  Ты на правом боку спи,- советует ему Славик.-Тогда сердце не устает.

Он слабо улыбнулся, потрепал голову Славика, хотел что-то сказать, да махнул рукой, отвернулся, вышел.

–  Спокойной ночи,- кричит ему вслед Славик.

Наступило утро следующего дня. День авиации. Небо такого цвета, как если капнешь синими чернилами в стакан чистой воды.

У Мишки есть один пригласительный билет на аэродром в Тушино. У нас нет ничего, кроме тонкой резинки. Этой резинкой Мишка должен послать нам свой билет обратно через цепи милиционеров. Мишка завязывает резинку на пальцах, прикидывает:

–  А если заметят, то скажем, что мы родные братья. Снимем тюбетейки и, пожалуйста,- все одинаково лысые.

–  А как же я?-спрашивает Лидочка и рассеянно крутит в руках мамин театральный бинокль.

Мы смотрим на Лидочку. Думаем.

–  Очень просто,- говорит Славик.- Отдадим ей билет. Мы же мужчины. Протыримся. Я скажу, что потерял маму. А вы скажете, что потеряли меня.

Лева хмурится:

–  Подожди. Но ведь тебя же никто не берет.

–  А мне мама разрешила. Вот и бутерброд дала.

–  Ну и протыривайся вместе со своей мамой.

Славик смотрит на нас, как на самых последних предателей. Он даже не утирает слез. Он просто удивленно смотрит на всех по очереди и молчит. Даже не молчит, а говорит мокрыми глазами.

–  Ладно, пойдем,- не выдерживаю я.

* * *

В общем, или милиция очень любит детей, или дети очень любят авиацию, но мы на Тушинском аэродроме.

Народу полно. У всех какие-то бумажные козырьки от солнца, все смотрят в небо, а еще тянутся на носки, смотрят туда, где очень далеко на трибуне стоят люди в белом. Мишка спрыгнул с моей спины, почему-то шепотом сказал, что он видел Сталина.

И какой бы самолет с могучим ревом ни пролетал над нашими головами, Мишка машет и громко кричит:

–  Папа!

–  Сколько же у тебя пап, мальчик?-смеются вокруг. А потом самолеты начали «воздушный бой». Их пулеметы распарывают небо, дико завывают моторы.

В небе - бомбардировщики. Они точно бомбят фанерную цель. В бинокль видно, как от земли подскакивают вверх в дыму, в огне какие-то куски дерева, листы фанеры.

–  Алеша, так и на войне будет?-прижимается ко мне: Лидочка.

–  На войне еще страшнее,- радуется Мишка.

–  Глупый какой,- говорит Лидочка.

Небо расцветилось куполами парашютов. Радио разносит над аэродромом бодрую песню:

Мы рождены, чтоб сказку сделать былью… Преодолеть пространство и простор…

Славик хлопает в ладоши, смеется прямо в небо. Ему сейчас очень хорошо. Он ничего не боится. Он здорово устал и, наверное, сегодня очень спокойно уснет. А чего ему бояться, если наша авиация самая сильная в мире!

Уже стемнело, когда мы доплелись до дома. У сарая Жиган сидит, покуривает. Поздоровался и сразу в карман. На ладони желто поблескивают новенькие конические шестеренки.