Король

Кингсли отвел Сорена в свою личную комнату для игр.

– Это мой настоящий офис, - сказал Кингсли, открывая дверь. У него был Андреевский крест, козлы, крестообразная распорка и несколько других, все виды манжет для бондажа и все мыслимое оборудование, которое могло понадобиться одному человеку.

– Нравится?

– Годится, - одобрил Сорен, хотя Кингсли заметил, с каким интересом Сорен рассматривает все вокруг.

Все спальни в его доме были оснащены БДСМ оборудованием. Ванильных тут не приветствовали. И в тех редких случаях, когда они проникали в его дом, больше они таковыми не являлись.

– Как часто ты играешь?
– спросил Кингсли.

– Всякий раз, когда могу, - ответил Сорен.
– Когда безопасно. Если я держусь больше месяца, то становлюсь... Какое бы слово подобрать?

– Смертоносным?

– Неприятным. А ты?

– Так часто, как могу. По крайней мере, раз в день.

– Раз в день? И кто счастливый обладатель этой чести?

– Поверь, у тебя нет времени на список тех, с кем я играю. Я, вероятно, трахнул каждого сабмиссива на Манхэттене. Возможно, мне придется переехать в Бруклин.

– Только сабмиссивов?

– Только сабмиссивов.

– Необычно для тебя, не так ли?
– Сорен скрестил руки на груди и посмотрел на Кингсли.

– Почему? Потому что я подчинялся тебе и должен делать то же самое для остального мира?

– Не для остального мира. По крайней мере, для одного человека. Насколько помню.

– И что ты помнишь?

– Как сильно ты нуждался в этом, хотел этого.

– Я нуждался в тебе, а не в этом.

– Ты любил подчиняться боли. Почему изменился?

– Я больше не подчиняюсь. Точка, - отрезал Кингсли.
– Конец.

Сорен изучал лицо Кинга, словно смотрел на инопланетянина.

– Ты собираешься научить меня трюку с кнутом или нет?
– потребовал Кингсли.

– Да, но этот разговор еще не закончен, независимо от твоего решения.

– Покажи мне трюк.

– Нет никакого трюка, - ответил Сорен, изучая ряды кнутов на стене. Он выбрал один, натянул его, снова свернул и вернул на стену. Второй кнут оказался больше ему по вкусу.
– Он требует много практики. И я не такой учитель, какой была Магдалена. За две недели она может научить тебя подбрасывать четвертаки концом кнута.

– Тогда почему не она меня учит?

– Она сейчас в Риме. Ты раньше пользовался кнутом?

– На спине, там больше площадь.

– Тогда тебе нужно практиковаться на меньших целях. Не на человеке.
– У Сорена была одна из визиток Кингсли. Он повесил ее на крючок в стене.

– Ты хочешь, чтобы я ударил по ней?
– спросил Кингсли.
– По визитке?

Сорен положил ладонь на центр груди Кингсли и оттолкнул его назад... назад... назад, пока тот не уперся спиной в стену.

– Нет, - ответил Сорен.
– Я ударю по ней. А ты будешь смотреть. На безопасном расстоянии.

Сорен отошел, свернул кнут, выставил правую ногу вперед и затем отпустил конец кнута с быстрым щелчком. Кончиком кнута, Сорен разрезал визитку ровно пополам.

Кингсли зааплодировал и подошел к визитке. Удар разрезал карточку ровно между словами Эдж и Энтерпрайзес.

– Какой хороший трюк, - впечатленно ответил он.

– Кнуты мультифункциональны, - сообщил Сорен.
– Хороши для боли. Хороши для бондажа.

– Бондажа?
– переспросил Кингсли и потянулся к визитке.

Сорен взмахнул кнутом в его сторону. Он обернулся вокруг запястья Кингсли. Француз усмехнулся, когда тот затянулся туже, и Сорен потянул, притягивая Кингсли ближе.

– Мило, - протянул Кинг, его дыхание участилось.
– Что еще?

– Запястья, - ответил Сорен, оборачивая второе запястье Кингсли кожаным кнутом.
– Даже лодыжки. И шея тоже, но нужно быть осторожным. Хочешь увидеть любимый прием Магдалены?

– Покажи.

Сорен поднял восьмидюймовый кнут между запястьями Кингсли. Он быстро развернул и прижал Кинга спиной к своей груди, плотно обворачивая кнут вокруг его шеи.

Мир ушел из-под ног Кингсли.

Он моргнул, и стены стали черными, температура упала, и, когда он сделал вдох, ощутил аромат серы.

Кинг упал на колени и дернул за путы на шее. Если он мог просунуть пальцы, значит у его горла есть шанс. Воздух покинул комнату. Он ничего не слышал, ничего не видел. Но мог чувствовать, и то, что он чувствовал, это дыру в груди, треск костей и коллапс легкого.

Без воздуха. Ни вдоха. Неважно, как глубоко он вдыхал, как глотал, как боролся, он не мог получить воздуха.

Кто-то говорил... Словацкий? Украинский? Он не мог сказать точно. Голос был слишком далеко... и не имел значения.

Он умирал.

Он умирал.

Пуля в груди. Кнут на шее.

Он мертв.

– Кингсли.

Эдж слышал свое имя, но не отвечал. Мертвые не кричат.

– Кингсли, ты на Манхэттене. Ты дома.

Он не дома. Он истекал кровью на изгаженном полу подвала в Любляне.

– Ты живой.

Нет, это не так.

– Открой глаза. Ты слышишь меня?

Он слышал что-то в ушах. Щелчок. Это его поразило. Он подпрыгнул. Его глаза открылись. Мир был в тумане. Но он видел кое-что, серый свет.

– Ты должен дышать.

Он слышал что-то кроме этого голоса. Глубокий, громкий свист. Снова и снова.

Кингсли ощутил что-то на спине, ладонь, сильно бьющая его по лопаткам. Это должно было его напугать, но вместо этого, боль и ритм вернули его в сознание.

– Кингсли, поговори со мной, - приказал голос. Это был Сорен. Его голос. Его ладонь.

– Я в порядке, - ответил Кингсли.

– Хватит врать. Ты не в порядке.

Кингсли посмотрел вниз. Он сидел на полу своей игровой, опираясь спиной на стену. Его рубашка была липкой от пота, в горле пересохло.

– Я в порядке, - снова ответил он.

– Это была паническая атака?
– спросил Сорен, присев на корточки перед ним.
– Или флэшбек?

– Ничего особенного.
– Тело Кингсли были напряжено. Руки дрожали.
– Кажется, я на секунду отключился.