Король

Блейз смотрела на него со страхом, настоящим страхом.

– Черт, ладно. Я никому не расскажу.

– Ты никогда не видела меня таким серьезным, не так ли?

Блейз покачала головой: - Нет.

– На то есть причина. Ты никому не расскажешь.

– Хорошо, - прошептала она.
– Клянусь.

Кингсли еще несколько секунд удерживал ее, достаточно долго, чтобы заставить нервничать, и достаточно долго, чтобы он возбудился.

– Хорошая девочка.
– Он опустил голову и поцеловал ее, прежде чем отпустить.

Мужчина вернулся в свое исходное положение, скрестил ноги в лодыжках и снова посмотрел на танец света на потолке.

Блейз села и посмотрела на него.

– Ты напугал меня до смерти.
– Она прижала ладонь к сердцу.

– Хорошо.

– Для того, кто говорит, что не любит Сорена, ты ужасно его опекаешь.

– Люблю или ненавижу, он один из нас. Мы заботимся о своих.

– Я не могу создать ему проблем, понимаешь. Я знаю только его имя.

– На самом деле, не знаешь.
– Кингсли усмехнулся. Сорен представился как «Сорен» Блейз, а не Маркус Стернс. Нигде ни на чьих записях имя Сорен не фигурировало. Если она попытается найти католического священника в США по имени Сорен, то будет искать его вечность. Так вот почему Сорен назвался ей настоящим именем? Чертовски умный блондинистый монстр. Теперь все обрело смысл.

– Он назвал мне свое имя, помнишь?
– Она закатила глаза.
– Иисусе, сколько ты выпил?

– Достаточно, чтобы появилось настроение, но недостаточно, чтобы испортить его. А сейчас я собираюсь напиться, так что тебе лучше уйти, если только не хочешь оказаться полезной.

– Может, я хочу оказаться полезной, - ответила она, задирая юбку. Девушка прижала губы к его животу, и мягкие завитки ее волос щекотали его кожу. Да. Прямо сейчас он нуждался в этом. Отвлечение. Желание. Что угодно, чтобы сдержать воспоминания.
– Люблю, когда ты так меня пугаешь.

– Именно поэтому, - сказал он, лаская ее щеку, - ты моя chouchou.

Она целовала ниже, глубже, и одной рукой расстегнула его джинсы. Он еще не был твердым, но если она продолжит то, что делала, то станет таким в любую секунду. Блейз взяла его член в ладонь и нежно массировала. Когда Кинг напрягся, она опустила голову и лизнула головку ствола. Несколько минут она только целовала, лизала, дразнила, сосредоточив там все внимание. Внутри него бурлила кровь, Кингсли становился все тверже в ее ладони. Он тихо застонал, когда девушка провела по длине и вобрала его в рот.

Идеально... Ее рот был таким влажным и теплым. Она массировала член своим искусным языком и сосала. Нарастало напряжение, и он приподнимал бедра волнообразными движениям, которые разжигали внутри каждый нерв. Он запустил пальцы в ее волосы в поисках контакта с женщиной, которая выказывала ему такую эротическую доброжелательность.

Блейз остановилась и добавила вторую руку, лаская его эрекцию от основания до вершины, сжимая и разжигая его для большего удовольствия.

– Люблю твой член, - прошептала она и снова облизала влажную головку.
– Мне нравится, какой он большой. Нравится его вкус.

– Ты слишком добра ко мне. Продолжай, chouchou, и я удостою тебя чести глотания.

Блейз соблазнительно улыбнулась. – Продолжай, и я продолжу.
– Девушка игриво подмигнула ему и вернулась к своей задаче. Теперь она сосала еще жестче, глубже, и стояк стал болезненно твердым. Она вертела языком вокруг него, вверх и вниз, снова и снова. Нежными пальцами она отодвинула крайнюю плоть и ласкала головку так умело, что спина Кинга изогнулась от удовольствия.

Мышцы на его животе напряглись. Он ощутил, как приливала кровь, как нарастало давление. Сердце колотилось, а пальцы впились в ткань обивки шезлонга. Еще несколько секунд он сдерживался, пытаясь отсрочить освобождение, желая отложить как можно дальше возвращение в горькую реальность. Блейз сосала, ласкала рукой, задабривала его, вбирала в глубину своего горла. Он завис на грани оргазма, дыша через нос, а Блейз продолжала работать над ним, заявляя права на него своим ртом. Она взяла его глубоко и массировала яички языком. Она поднялась до головки, и Кингсли жестко кончил в ее горло, спазм за спазмом удовольствие накрывало его, пока он изливал семя в ее гостеприимный рот.

И как хорошая девочка, которой она и была, Блейз проглотила каждую каплю и выпустила его. Она выцеловала дорожку к его губам, и он ощутил свой вкус на ее губах.

– Ты сейчас в хорошем настроении?
– спросила девушка, вытирая губы одним из полотенец, сложенных рядом.

– В лучшем, - заверил Кингсли.
– Пока что.

Блейз зарычала от разочарования.

– Ты король топ-дропа.

– Ты снова придумываешь слова.

– Топ-дроп. Это паника, в которую бросаются доминанты после завершения сцены. А ты рефлексируешь.

– Рефлексия - это моя версия послевкусия.

– Позвони священнику. У тебя настроение лучше, когда он рядом. Он не так рефлексирует, как ты.

– Он изобрел рефлексию. У него патент на рефлексию. Он получает гонорар, когда кто-то рефлексирует. Ты просто не видела, как он это делает.

– Позвони ему, - повторила Блейз, ткнув Кинга в грудь.

– Я не хочу. Он мне больше не нравится.

Блейз выдохнула и покачала головой с отвращением.

– Ты лживая французская задница. При мне ты называл его «старым добрым другом». Я была там.

– Это был сарказм.

– Тогда кто же он?
– с раздражением спросила Блейз.

– Овдовевший муж моей покойной сестры.

Глаза Блейз широко распахнулись.

– Я не знала, что у тебя есть сестра.

– Больше нет. Сказал же, она мертва. Он был женат на ней несколько недель, пока она не сбросилась со скалы, ее тело разорвало на две части. И лицо тоже размозжило.

– О, Боже.
– Блейз прижала ладонь ко рту, словно ее вот-вот стошнит.

Кингсли взял бутылку бурбона.

– Неважно, - ответил он.
– Это было очень давно.

– Кингсли... я и не подозревала.

– И теперь ты знаешь, почему я пью.

Он сделал глоток, затем второй.

– Я надеялась, потому что ты любишь вкус бурбона.
– Она попыталась улыбнуться, но попытка с треском провалилась.

– Люблю? Я ненавижу это дерьмо.

Блейз наклонилась вперед и опять поцеловала его, не в губы, а в лоб, как мать ребенка.

– Мне жаль, - прошептала девушка, затем поднялась с шезлонга и оставила его одного у бассейна. Нежная и чувствительная душа, вероятно она побежала куда-нибудь поплакать. Хорошо, что она ушла. Последнее, чего он хотел, это видеть женские слезы. Ему за жизнь этого более чем хватило.

Снова наедине с бурбоном. Он пил, пока не ощутил себя в достаточной безопасности, чтобы поспать. Алкоголь никогда не выключал кошмары, но размывал их. Однако сегодня выпивки оказалось недостаточно, чтобы достичь желаемого эффекта. В этот раз он вернулся в госпиталь, его разум жив и активен, тело бездвижно, инертно, умирает. Если бы ему удалось произнести хоть слово, тогда кто-нибудь понял, что он понимает, что находится в могиле, которой стало его тело.

И все, чего он хотел – это кричать.