Королевство пепла

Охлаждало это горящее ядро, пока оно не приняло форму, лезвие раскаленное от огня, погрузилось в воду. Аэлина. Это она.

Эта озерная вода никогда не видела солнечного света, протекая в темном, холодном сердца самих гор. Она убила бы даже самых жестоких воинов Фэ в течение нескольких минут.

Тем не менее, Аэлина плавала в ней, словно это был солнечный бассейн.

Она плескалась в воде, время от времени окуная голову, чтобы промыть волосы.

Она не понимала, что горела, пока не вошла в холодное озеро и пар поднялся.

Она тихонько опускалась ниже, плавая под поверхностью воды настолько прозрачной, что он мог видеть каждое движение ее слабо светящегося тела. Как будто вода очистила ее кожу и раскрыла пылающую душу внутри.

Но это свечение исчезало с каждым вдохом, тускнело каждый раз, когда она погружалась под поверхность.

Она хотела, чтобы он не трогал ее из-за этого внутреннего огня или потому, что она сначала хотела смыть следы Каирна? Возможно, по обеим причинам. По крайней мере, она начала говорить, ее глаза немного прояснились.

Они оставались ясными, когда она плескалась в воде, свечение едва оставалось, пока она вглядывалась в то место, где он стоял на черных камнях, выступающих из озера.

— Ты можешь присоединиться ко мне, — сказала она наконец.

В ее словах не было тепла, но он почувствовал приглашение. Не почувствовать ее тело так как он хотел, чтобы знать что она здесь с ним, а скорее быть с ней.

— В отличие от тебя, — сказал он, пытаясь укрепить свой голос, когда признание на ее лице грозило подогнуть колени. — Я не думаю, что моя магия согреет меня так хорошо, если я присоединюсь.

Он хотел, однако. Боги, он хотел к ней. Но он добавил:

— Это озеро древнее. Ты должна выйти. Прежде чем что-то произойдет.

Но она этого не делала, ее руки пускали круги по воде. Аэлина только пристально смотрела на него в этой пещере.

— Я не сломалась, — тихо сказала она. Его сердце треснуло от слов. — Я ничего им не сказала.

Она говорила это, не чтобы похвалиться. Скорее сказать ему, ее супругу о том, где они были в этой войне. Что могут знать их враги.

— Я знал, что ты этого не сделаешь, — сказал он.

— Она… она пыталась убедить меня, что это был плохой сон. Когда Каирн был со мной или во время этого, я не знаю, она пыталась проникнуть в мой мозг. — она взглянула на пещеру, как будто могла увидеть мир за ее пределами. — Она создавала иллюзии, которые казались такими настоящими… — она дернулась под поверхностью. Возможно, ей нужна была охлаждающая вода озера, чтобы снова услышать ее собственный голос; возможно, ей нужно расстояние между ними, чтобы она могла произнести эти слова. Она откинула волосы рукой. — Они чувствовали это.

Часть его не хотела знать, но он спросил:

— Какие иллюзии?

Длинная пауза.

— Теперь это не имеет значения.

Слишком рано подталкивать ее.

Затем она тихо спросила:

— Как долго?

Ему потребовалось все три столетия обучения, чтобы удержаться от страха, агонии для нее.

— Два месяца, три дня и семь часов.

Ее рот скривился, либо из-за такого продолжительного времени, либо из-за того факта, что он считал каждый из этих часов.

Она провела пальцами по волосам, они плавали вокруг нее в воде. Слишком долго продолжались два месяца.

— Они исцеляли меня после каждой… пытки. Так что я перестала понимать, что было сделано, что было в моем сознании и где была правда. — убирали ее шрамы, Маэва убеждала ее в их отсутствии. — Но целители не могли помнить, какой длины были мои волосы, и Маэва хотела еще больше смутить меня, поэтому они выросли. — ее глаза потемнели от воспоминаний о том, почему ей нужно было восстановить волосы первым делом.

— Ты хочешь, чтобы я отрезал их до такой длины, когда я в последний раз видел тебя? — его слова были почти гортанными.

— Нет. — волны дрожали вокруг нее. — Я хочу, чтобы я помнила.

Что с ней было сделано, что она выжила и что она защитила тайну. Даже со всем, что он сделал с Каирном, с тем, что тот оставался в живых и кричал достаточно долго, Рован хотел, чтобы фэ все еще дышал, хотя бы потому, что он мог больше пытать его.

И когда он найдет Маэву…

Это не его убийство. Он убил Каирна и не пожалел об этом. Но Аэлина… Маэва была ее.

Даже если женщина, плескавшаяся в воде перед ним, не могла отомстить ей. Ни намека на горящую ярость, которая подпитывала ее.

Он не винил ее. Знал, что потребуется время, время и расстояние, чтобы исцелить внутренние раны. Если они действительно могли исцелиться вообще.

Но он будет работать с ней, помогать каким бы то ни было образом. И если она никогда не вернется к той, кем была до этого, он не будет любить ее меньше.

Аэлина опустила голову, и сказала:

— Маэва собиралась надеть ошейник Валга на мою шею. Она ушла, чтобы получить его. — запах ее страха приблизился к нему, и Рован подошел к краю воды. — Вот почему я… почему я сбежала. Она заставила меня переместиться в военный лагерь и я… — ее голос захрипел и она встретила его взгляд. Пусть он прочитает слова, которые она не могла сказать таким способом, каким они общались. — Побег не был моим намерением.

— Нет, Огненное Сердце, — выдохнул он, покачав головой, и ужас содрогнул его. — Там… не было ошейника.

Она моргнула.

— Это тоже был сон?

Его сердце треснуло, когда он подбирал слова.

— Нет, это было реально. Или Маэва подумала так. Но ошейники, присутствие Валга… Это была ложь, которую мы создали. Чтобы вытащить Маэву от тебя, из Доранеллы.

Звучало только слабое бульканье воды.

— У ворот не было ошейника?

Рован опустился на колени и покачал головой. <