Королевы и монстры. Яд

Мы оба молчим, пока я аккуратно прочищаю рану краешком полотенца, вымоченным в перекиси. Внутрь попал небольшой кусочек ткани от рубашки и засох. Когда я его отдираю, снова начинает идти кровь, так что мне приходится зажать рану, чтобы остановить кровотечение. Затем я продолжаю ее промывать.

Когда я заканчиваю, Кейдж протягивает мне иглу и с очень серьезным видом произносит:

– Не пугайся, если я вырублюсь, когда ты меня проткнешь.

На секунду я застываю в ужасе, но потом понимаю, что это шутка, и приступаю к делу, что-то проворчав себе под нос.

Это не так гадко, как мне представлялось. После первых нескольких стежков я приноравливаюсь и довольно быстро заканчиваю, оставшись в итоге вполне довольной результатом.

– Мне просто обрезать кончик нити или как?

– Сделай узелок и обрезай.

Я выполняю указание по поводу узелка, но мне приходится слезть с колен Кейджа, чтобы взять ножницы в ящике под раковиной. Затем я щелкаю ими и вновь с восхищением гляжу на свою работу.

Очевидно, ему не нравится, что я стою так далеко. Он снова притягивает меня к себе на колени, только теперь мои ноги свешиваются на одну сторону, так что я уютно устраиваюсь у него на руках, пригревшись в могучих объятиях.

Он целует меня в макушку, и я довольно вздыхаю. А потом зеваю.

Кейдж глухо посмеивается прямо мне в ухо.

– Тебе со мной скучно?

Я улыбаюсь, уткнувшись ему в шею, и нагло вру:

– Ужасно. Ты самый скучный человек на земле. Интереснее смотреть, как сохнет краска, чем проводить с тобой время. Кстати, сколько у нас времени на этот раз?

Поглаживая меня по волосам, он отвечает:

– Как минимум все новогодние праздники.

Я радостно выпрямляюсь и смотрю на него.

– Правда? Так много?

Убирая пряди волос с моего лица, он улыбается:

– Тебе до смерти надоест на меня пялиться.

Я киваю, изображая искреннюю озабоченность.

– Да, наверное. Целая неделя наедине с тобой… – Я повожу плечами. – Фу!

Сверкая глазами, он берет меня на руки и относит обратно в спальню.

По пути я успеваю рассказать ему про визит Криса. И все же признаюсь, хоть мне и не хочется из-за страха перед возможной реакцией, что Крис показывал его портрет ФБР.

– Не беспокойся об этом.

Кейдж кладет меня на кровать, накрывает одеялом, а потом ложится рядом и прижимает меня к себе, так что моя спина упирается ему в грудь. Обвив мои ноги своими, он глубоко вдыхает запах моих волос, потом закидывает на меня руку и целует в шею.

– Но теперь они будут искать тебя. Здесь.

– Этого рисунка уже нет.

Он откидывается назад и гасит лампу на прикроватной тумбочке. Я недоуменно хлопаю глазами в темноте.

– В каком смысле?

– Шериф Говнюк – не единственный человек со связями в Бюро.

Я часто моргаю, как будто посылая сообщение азбукой Морзе.

– Но… ты сказал, что, если они узнают про меня…

– Они ничего не знают. И мы позаботимся, чтобы все так и оставалось…

– Но Крис может им рассказать!

– Сомневаюсь. Он в тебя влюблен.

В ответ я только фыркаю.

– Даже не близко. Я задела его эго.

Кейдж вздыхает, перебирая волосы у меня на шее. Похоже, он мне не верит.

– А еще… – Я морщусь. – Я вроде как… типа… угрожала его подстрелить.

После секундной паузы Кейдж приподнимается на локте и громко спрашивает:

– Что этот хрен тебе сделал? Он тебя тронул? Я убью его!

Его голос звучит так, что в это легко поверить. Но моему извращенному восприятию даже его гнев кажется дико романтичным.

– Нет, милый. Он меня не трогал.

– Тогда что он сделал?

Я ненадолго задумываюсь, но потом говорю ему правду:

– По большому счету он просто меня взбесил.

Я не вижу его лица, но чувствую, как Кейдж хмурится на меня в темноте.

– Ты угрожала подстрелить шерифа, потому что он тебя взбесил?

Будучи произнесенным вслух, это и правда звучит паршиво. Я начинаю слабо защищаться:

– Он ездил вокруг моего дома днем и ночью, неделями…

– Минуточку. Что? – рычит Кейдж.

– Понимаешь? Это бесит! И он наговорил кучу всего оскорбительного по поводу меня и тебя, и не уходил, даже когда я его попросила, и в целом вел себя как первостатейный придурок.

Кейдж какое-то время молчит, пылая от гнева.

– Спасибо, что сказала. Я с ним разберусь.

У меня округляются глаза.

– Под «разберусь с ним» ты имеешь в виду…

– Я имею в виду, что твой мужчина с этим разберется. Можешь больше не бояться, что он тебя побеспокоит.

Продолжая ворчать, Кейдж опускает голову обратно на подушку и просовывает руку мне под шею. Мы несколько минут лежим в тишине, пока его дыхание снова не выравнивается.

И тогда я шепчу:

– Только не делай с ним ничего плохого. Ладно?

Он недовольно выдыхает.

– Я не хочу, чтобы это оказалось на моей совести. Обещаешь?

– Ты наставила на него оружие, а мне нельзя?

– Мое не было заряжено. А твое будет.

В этот момент я понимаю, что сейчас он взорвется.

– Оно не было заряжено?! Но почему, черт возьми?

– Да я вообще держу ружье только потому, что его папа оставил! А еще это город с четырьмя сотнями жителей и крайне низким уровнем преступности. А еще у меня большая собака.

Кейдж саркастично фыркает.

– Собака, которая встретила меня, размахивая хвостом, когда я взломал замок на задней двери, и тут же улеглась спать на диване?

– Да, Моджо такой. Он не то чтобы очень бдительный.

– Да он на транквилизаторах!

– Он счастливый пес!

– Из счастливых псов выходят плохие охранники. Нужно купить тебе ротвейлера.

Мне сразу представляется стокилограммовый монстр, скалящий на меня свои огромные слюнявые клыки, пока я сплю.

– Точно нет.

– Тогда хотя бы заряди ружье.

– У меня нет патронов.

Вздох Кейджа выражает крайнюю разочарованность моей неготовностью к возможному вторжению.