Королей убивают неудачники

До сих пор Завацкому не доводилось видеть тшиинского меча вблизи — только во сне или на картинках. Макуаль сильно отличается от любого земного оружия. Фактически, если искать аналоги, ближе всех к нему меч ацтеков. Основа макуаля — древко, к которому крепятся лезвия, — напоминает свирель со сквозными отверстиями. Свирель прочную, тяжелую, снабженную рукоятью и гардой. Как рассказывал побратим, иногда враги в насмешку оставляли бойца с голым древком в руках, заставляя сражаться против отлично вооруженных фехтовальщиков.

В отверстия древка вставляются лезвия — остро отточенные пластины из камня или металла. Выполняют их обычно в виде металлических листьев, глаз, волчьих и драконьих морд — фантазия оружейников безгранична.

Главную силу мечам придают чары. Одни заставляют рану гореть огнем, другие замедляют движения противника... Особенно потряс Завацкого вид повстанческого макуаля. Простая палка с уродливыми каменными шипами рубила любой доспех и могла резать танковую броню, как масло.

Знать считала повстанческие мечи средоточием скверны. Ни один уважающий себя рыцарь ни за какие богатства мира не согласился бы взять в руки оружие простолюдинов.

— И этим можно разрубить человека? — недоверчиво спросил Денис. — Я имею в виду... разве они не застревают в теле?..

Дон воспринял вопрос как нечто само собой разумеющееся:

— Идем, брат, я покажу тебе кое-что. Все-таки ты чужинец... уж прости, но многого не знаешь о нас. И это правда.

Хранитель коллекции отвел землянина в дальний конец зала, где горой были свалены дубовые и акашевые чурбаки. На скамьях лежали аккуратно сложенные платки, у стены чернели чугунные прутья. Не без содрогания Денис увидел два земных экзоскелета, валяющиеся на куче щепок. Оружейники Тшиина постоянно совершенствовали свое мастерство, и, судя по плачевному состоянию бронекостюмов, дела шли успешно.

Дон выкатил из кучи чурбак потолще, взял из серебряной руки меч.

— Это — Жабий Глаз, Дена Зарай. Смотри внимательно: от его ударов земля под ногами противника в зыбучий песок превращается. Правда, лишь в провинции Койлайхон... и это прискорбная правда. Иначе б мечу цены не было... Хочешь попробовать?..

— Я?!

— Не бойся.

Церемониймейстер небрежным ударом снес верхушку чурбака. Старательно и неторопливо разрубил дерево на несколько неровных кругляков.

— Теперь ты.

Не без трепета взял Завацкий в руки чужеземное оружие. Легкость, с которой Дон сокрушил полено, поражала. Детектив оглядел лезвия; свет играл в травленых узорах болотных трав, переливаясь на синеватом металле. Сталь — крепче булата, и вряд ли на Земле знают такую...

— Пробуй! — Дон выкатил из поленницы почерневший от долгого лежания под водой дубовый комель. — Режь!'

Денис облизал пересохшие губы. Дзинь! Клинок отскочил от дерева, едва не поранив самого детектива. Церемониймейстер отвернулся, пряча улыбку.

— Ровней лезвия держи! Не скашивай! Это истина, как то, что меня зовут благородным доном на языке чужинцев.

До Завацкого стало понемногу доходить. Действительно, чтобы рассечь мореный дуб, лезвия должны бить прямо и точно. Малейший перекос — и удар пропадает впустую.

Дзахх! Меч вновь отскочил от бугристого комля, однако на черной поверхности остался глубокий след.

— Жабий Глаз проще освоить, чем другие мечи, — меланхолично сообщил церемониймейстер. — Кроме того, он более других похож на макуаль, который нынче носит Айши.

— На Белое Крыло?

Денис готовился к третьему удару и потому не видел лица побратима. Зато услышал голос — злой, исполненный горечи:

— Не поминай его при мне! Воистину дьявол его ковал, и это правда!..

— Что, настолько опасен?

— Все, кого Айши убил Белым Крылом, рано или поздно становились макуртами. Это почти правда. Пойдем, я покажу тебе его.

Холодок пробежал по спине детектива. Стать живым мертвецом... Неудивительно, что Баван так не хотел умирать на той злосчастной дуэли.

— Куда Жабий Глаз девать? — спросил он у церемониймейстера.

Тот отмахнулся:

— Никуда. Мы глянем на Белое Крыло и сразу же вернемся. Надо же тебе научиться меч держать в руках. Айши — боец из лучших, шансов у тебя нет, но ты хоть умрешь достойно. И это будет лучшей из правд, которые я слышал.

Больше Завацкий ничего не спрашивал.

Проклятый меч хранился у всех на виду: в ковчеге с прозрачной каменной крышкой. Когда Дон сказал, что крышка выточена из цельного алмаза, Денис не поверил. Впрочем, церемониймейстер не настаивал, даже не добавил, что его слова — правда.

Не без опаски детектив склонился над ковчегом. Тшиины — мастера охранных заклинаний, можно ожидать, что уж Белое Крыло они защитят особенно хорошо. Однако же никаких проявлений магии не было заметно.

— Дьявольский меч сам себя хранит, — пояснил Дон. — Только Айши может взять его без содрогания. И это правда.

Против всех ожиданий, от меча-цареубийцы злом не веяло. Лезвия его были выкованы из светлого металла с легкой янтарной патиной. Белые крылья... Перо к перу, свет тускло переливается на острых гранях. В первый момент Денис решил, что меч покрывает оружейное масло, и лишь потом догадался:

— Мазь?

— Да. Лекарство, которым шарлатан исцелил Бавана. — Лицо тшиина потемнело. — Если стереть мазь, Баван умрет. Все лезвия должны быть тщательно покрыты ею. Да, ага.

— А если кто-нибудь освободит меч и сотрет снадобье?

— Это невозможно. Ковчег заперт жизнью Бавана, его можно будет открыть или разбить, лишь когда правитель умрет.

— Ого!

— Его даже сдвинуть с места нельзя. Истинная истина! Ладно, пойдем тренироваться. Я объясню, как работать мечом.

Денис бросил прощальный взгляд на Белое Крыло. Что-то во всем этом — мази, ковчеге, алмазной крышке — казалось ему фальшивым.

Что? Что же?..

— Дон! Скажи: у меня есть шанс?

Спина тшиина замерла. Церемониймейстер медленно обернулся:

— Нет, Дена, — покачал он головой. — Чтобы научиться сносно фехтовать, потребуется не менее трех лет. У тебя же — пара дней, не больше.

— А Баван? Он хорошо фехтует?

— Месяц назад мы думали, что он — лучший боец Тшиина. Это оказалось ложью.

* * *

Когда Денис покинул оружейный зал, замковые бивоны алели раскрывшимися бутонами. Футболка взмокла от пота, в желудке поселилась болезненная пустота. Есть хочется... даже обидно. Все утро впроголодь, нельзя же так измываться над собой!