Коронованный наемник

– Да, я уверен, – спокойно и веско отозвался он, – иначе я охотно сгнил бы в вашем каземате, но не позволил вам протянуть к ней ваши когти.

Сармагат отвернулся, впиваясь клыками в нижнюю губу, и Йолаф заметил, как вождь сдерживает дрожь.

– К балрогам, – пробормотал, наконец, орк, и провел руками по лицу, – я ни словом не лукавил, когда говорил о вашем освобождении. Подкуп уже ждет, и еще до полудня вы окажетесь в столице. Но это не связано с ее возвращением. Я все равно однажды отпустил бы вас.

Брови Йолафа дрогнули:

– А как же мое купание в Хельге?

– Морготова плешь, да будет вам дураком прикидываться! – оскалился Сармагат, – я никогда не причинил бы Тугхаш такого горя. Не скрою, у меня часто чесались руки попортить вашу нахальную шкуру, но я никогда не желал вам гибели. Я всерьез беспокоился о вас на осаде Тон-Гарта, хотя вы слишком часто напрашивались на трепку.

Орк встал и теперь мерил зал широкими шагами. Вдруг остановился и отрывисто промолвил:

– Спасите вашу невесту. Свиток в Тон-Гарте. И у вас получится, я знаю. Быть может, завтра я уже пожалею обо всем, что наговорил вам сегодня сгоряча. Но вы заслуживаете счастья, слишком отчаянно и бесстрашно вы сражались за него. А теперь ступайте отдыхать. Путь неблизкий. А исцеление потребует очень много сил…

Над княжеством медленно разгоралось зябкое серое утро. В штабе было тихо, лишь шаги караульных то и дело мерно звучали по коридорам.

Сармагат сидел в кресле у почти догоревшего очага. На столе стоял пустой кувшин. А орк задумчиво перебирал в когтистых пальцах разорванное кисейное покрывало.

Как много боли он ей причинил… Как старательно скрывал разраставшуюся в нем, словно смертельная болезнь, терзавшую его любовь.

Сколько слез пролила Тугхаш, умоляя его об исцелении Эрсилии. Как страдала, зная о бедах брата. Но он непреклонно шел своим путем, сминая людей и их судьбы, как траву под сапогами. Он не мог оказаться во власти этого нелепого чувства, не мог отдаться сумасшествию, и потому стискивал зубы, отводил глаза и снова шел вперед. Она должна была бояться его самого и его устрашающего войска. А она носила орочий камзол, научилась ездить на варге и освоила Черное наречие в немыслимо короткий срок. Она должна была вздрагивать от омерзения, глядя в его безобразное лицо. А она усмехалась: «о Эру, Сармагат, как ты порой похож на моего брата! Неужели все мужчины не в ладах с гребнем?». Она не должна была привязаться к нему. Ей следовало знать, что он – орочий вождь, несгибаемый воин, беспринципный интриган и бездушный манипулятор. Он ждал ненависти в ее глазах, ждал презрения и страха, что излечат его помешательство, и он сможет освободиться от пут. Она ненавидела. Она сначала рыдала, а потом называла его чудовищем и мерзавцем. А болезнь не проходила. Ее ненависть лишь причиняла ему нестерпимую боль, и он стискивал ее в объятиях, шептал что-то, изнемогая от раздиравших его сомнений, а потом уходил в свои покои и остервенело крушил мебель. Он отослал ее в Тон-Гарт, где-то глубоко в душе надеясь, что она найдет способ освободиться от него. Но Тугхаш с поразительной отвагой и хладнокровием играла свою роль, а он, как скупец, пересчитывал часы ее недолгих визитов.

Что ж, вот игра, наконец, и подошла к своему заключительному этапу. Вчера эльф выставил ему несколько условий, и он легко согласился на них. Потому что Тугхаш все равно в безопасности, выполнит он требования коменданта или нет. Эльф… надо признать, он неплохой парень. И он никогда не причинит ей вреда. Он пригрозил, что в случае невыполнения условий он просто увезет Тугхаш прочь из этой дыры, и Сармагат понял, что это и есть долгожданный выход. Его отважная Тугхаш покинет мрачное княжество и своего злобного, деспотичного покровителя. Она начнет новую жизнь и, наконец, где-нибудь все же сможет стать счастливой…

====== Глава 38. Безжалостные звезды ======

Часовой отчаянно скучал. Пленник не помышлял ни о побеге, ни о каких-либо иных предерзостях, а потому голова служивого необоримо клонилась к груди, а алебарда наливалась совершенно свинцовой тяжестью. Он уже было начал похрапывать, когда рассеянный свет факела померк, заслоненный чьим-то силуэтом. Часовой встрепенулся, выпрямляя спину и старательно придавая себе молодцеватый вид. Перед ним стояла княжна, держа в руках корзинку и ковш с водой.

– Отопри-ка, – негромко и мягко распорядилась она, кивая на дверь.

– Не велено, миледи, – извиняющимся тоном ответил часовой, слегка розовея от собственной дерзости.

Но Эрсилия лишь нетерпеливо сдвинула брови:

– Да будет тебе, Ларс. Пленный избит, раны промыть надобно.

– Комендант пленного допрашивал, – пробормотал солдат, отчего-то донельзя смущенный и даже растроганный тем, что княжна помнит его имя, – применять побои – сие его командирское право. Не осерчайте, миледи.

Эрсилия покачала своей ношей:

– Я не лезу в военные дела, Ларс. Я верю, что коменданту лучше знать, как надобно допрашивать пленных. Но мой долг хозяйки заботиться обо всех, кому в этом замке требуется помощь, даже если это пленный враг.

Ларс с сомнением оглядел коридор. Пленный не казался важной птицей, опасен не был, а княжна так незаслуженно, но так добросердечно пришла врачевать его попорченную рожу, что честному вояке совсем не хотелось ей отказывать. Переступив с ноги на ногу и вздохнув, Ларс отпер дверь:

– Если чего неладно – кричите сей же миг, я враз прибегу, – строго напутствовал он, пропуская Эрсилию в тесную комнату.

…За спиной хлопнула массивная дверь, и сидящий у огня Таргис обернулся:

– Камрин?.. – одними губами проговорил он, вскакивая, а взгляд вдруг заметался. Но самозванка неспешно подошла к нему и поставила свою ношу на стол.

– Чего ты засуетился? – спокойно и четко произнесла она, глядя на дверь, – сядь, я всего-то комендантовы отметины обработать пришла.

Таргис безропотно опустился на скамью, Камрин же села напротив, подоткнула рукава камизы и окунула чистое полотно в ковш.

– Таргис, – зашептала она, – Сарн мне рассказал, что свиток привез ты, с предателем же кто-то успел рассчитаться раньше. Ты видел, кто это был? Приподними голову! – уже громче добавила она.

– Уж как же не увидеть, нос к носу столкнулись, – отозвался варгер…

… Двадцать минут спустя Камрин уже входила в караулку, где Сарн хмуро и рассеянно читал какой-то свиток, длинный и неряшливо исписанный не особо умелой рукой.

– Комендант, завтра можно сворачивать лазареты, – проговорила она нетерпеливым тоном, и Сарн вскинул голову.

– Вам виднее, миледи, – машинально ответил он, предлагая княжне руку. Выйдя на обычное место всех разговоров, что не предназначались для чужих ушей, Камрин обернулась к эльфу, облокотившись на парапет:

– Сарн, у меня дурные вести, – торопливо начала она, – я потолковала с Таргисом. Меня очень занимало, кто же убил Вигге, которого вовсе не просто убить, и при этом не соблазнился его ношей. Зачем вообще было его убивать, если не ради свитка? Так вот… Вигге загрыз оборотень.

– Что за незавидная смерть, – вполголоса пробормотал Сарн, а Камрин схватила его за руку.

– Шакалу – и смерть шакалья, но речь не об этом. Вся эта история разыгралась у штаба Йолафа, там есть малоизвестный и очень неудобный выход наружу. Таргис спешил, но он всегда подмечает детали и следы. Оборотень следовал за Вигге по пятам из этого выхода. Но в штабе есть лишь один оборотень.

– Княжна Эрсилия, – нахмурился эльф.

– Верно. Я сначала заподозрила, что Таргис привирает. Что он сам убил Вигге. Но нет, он точно описал мне Эрсилию, а ведь он давно не видел ее. Все очень скверно, Сарн. Эрсилия не напала на Таргиса, хотя была легко ранена в плечо, а оборотней раны разъяряют. Но она сначала мстительно терзала Вигге, словно пытала, потом перекусила ему горло, как ножом рассекла, тут же оставила тело и просто исчезла в темноте. В ней пробуждается разум. И это не человеческий разум, а разум варга.