Коронованный наемник

Час спустя к темнице пленника подошли двое орков. Один держал небольшой тюк, другой деловито загромыхал ключами. Йолаф поднял голову, криво усмехаясь:

– Никак купаться на Хельгу едем? – процедил он саркастично, но голос прозвучал с тоскливой злостью. Часовые молча подхватили рыцаря под локти и поволокли из камеры. Йолаф не сопротивлялся. Он твердо решил, что терять все одно уже нечего, а незамысловато наложить на себя руки он успеет в любых обстоятельствах…

Сармагат уже успел восстановить душевное равновесие и задумчиво потягивал удушающее пойло, сидя у очага, когда дверь отворилась, и на пороге показался караульный. Он отвесил подобострастный поклон, отступил в сторону, пропуская в зал подконвойного, и тут же исчез.

Сармагат неторопливо повернул голову:

– Проходите, Йолаф, не стесняйтесь. Ваше обычное кресло вас ждет.

Ренегат двинулся к очагу, надев маску непроницаемого хладнокровия, но вождь видел, как тот едва заметно припадает на правую ногу, а лоб поблескивает испариной боли. Пленного было не узнать в щегольском камзоле и ослепительно-белой камизе. Ранняя седина в тщательно расчесанных черных волосах придавала облику мятежника своеобразный оттенок благородства, и только следы измождения на суровом лице выдавали, что визитер явился к вождю отнюдь не от игорного стола.

Опустившись в предложенное кресло, Йолаф спокойно поглядел орку в глаза.

– Как вы себя чувствуете, друг мой? – ровно поинтересовался Сармагат, и мятежник усмехнулся, бегло проведя пальцами по гладко выбритой щеке:

– Бесподобно, вождь. Никогда прежде не думал, что так соскучился по партикулярному платью, да еще целому. Только к чему столько хлопот? Ведь, судя по вашим посулам, скоро мне вовсе не понадобится тратиться на одежду.

Губы орка тоже дрогнули ухмылкой:

– Вы злопамятны не меньше моего. Но у вас есть на то резоны. Вы голодны, Йолаф? Нам о многом предстоит поговорить. И не улыбайтесь так желчно, сегодня никаких… хм… учителей этикета.

Рыцарь молча поднял обе ладони, словно принимая условия игры, и Сармагат заметил, как ренегат сжал челюсти: он уже изготовился к схватке.

Но подали на стол, Йолафу принесли превосходного вина, и ренегата охватило блаженное ощущение некой сиюминутности. В конце концов, господа, он сделал все, что мог. Он перенес много испытаний, он не щадил себя, пытаясь исправить свои ошибки. Так что за нужда сейчас в поиске подвохов и опасностей? Он жив. Он в кои-то веки сбросил опостылевшие лохмотья мундира и не выглядит, как скот. Ему предлагают хорошую трапезу и отменное вино. Так что за печаль? Пусть через час будет то, что ему на роду написано. Отчего напоследок не насладиться простыми радостями бытия?

Они ели в полной тишине и той особой беззаботности, какая охватывает людей в странную минуту, именуемую «все позади». И неважно, что за последствия она принесет, важно лишь то, что партия сыграна и тревожиться более смысла нет.

Но вот Сармагат бросил на стол салфетку и снова наполнил кубки. Пришло время разговора.

– Итак, друг мой, – начал он и сделал паузу, – не думал, что однажды скажу вам это. И уж точно, не при таких обстоятельствах. И все же… Вы победили.

Йолаф пристально поглядел на собеседника и вдруг искренне и открыто расхохотался.

– О Эру, какой же я болван. Горячая вода, новый камзол, трапеза – и ваше признание моей победы. Ну как можно было сразу не догадаться, что меня просто снова скрутила горячка? Сделайте одолжение, друг мой, не вздумайте звать лекаря, чтоб сохранить мою шкуру для новых забав. Мне и так хорошо, везите без чувств. И не стоит волноваться, в бодрящей водице Плачущей Хельги я и сам приду в себя.

Сармагат же отпил несколько глотков и покачал головой:

– Вы совсем разучились верить в жизнь, Йолаф. Это не дело, вам ведь всего… двадцать семь, верно? И, тем не менее, вы бы не ввязались в нашу с вами… ммм… игру, если бы не жаждали в ней победить. Вам это удалось.

На сей раз Йолаф молчал, глядя на Сармагата все теми же холодными глазами, на самом дне которых плескалась нестерпимая мука. Орк продолжил:

– Вы сумели похитить свиток. Браво, что и говорить. Ваша сестра же сумела его доставить. Не скрою, все прошло не особо гладко, но задача все же удалась. Вы переиграли меня, а я не мальчишка, что по молодости еще не умеет признавать своих поражений. Конечно, договаривались мы несколько иначе, и я весьма охотно наказал бы вас за ваши выходки. Но я не могу не согласиться, что на вашем месте тоже не ждал бы ничьих милостей. Собственно, тут мы подошли к сути. Сейчас нам принесут еще выпить, и мы по-приятельски потолкуем у камина. Завтра на рассвете я верну вам меч, Подкупа, и вы свободно отправитесь восвояси. Я бы отпустил вас сегодня, но вы почти наверняка столкнетесь с моей армией. Предупреждаю, ехать вам надлежит в Тон-Гарт, а не к вашей шайке. В столице вас весьма ждут.

Йолаф выслушал все эти оглушительные новости с каменным лицом, а потом подался вперед.

– Ждет меня, вероятно, князь, уже подготовивший для меня виселицу отменной постройки, я угадал?

– Эру с вами, друг мой, – отмахнулся Сармагат, – я не уверен, что князь все еще вправе хотя бы потребовать чистое исподнее. В столице давно всем верховодит эльфийский комендант, превеликой дерзости, хотя и изрядной смекалки солдафон, близкий друг так хорошо знакомого вам принца Леголаса.

– Тогда простите мое скудоумие, Сармагат, но какого же Моргота вы так великодушны? – Йолаф все так же являл собою полное спокойствие, лишь пальцы лихорадочно сжимались и разжимались на ножке кубка.

– Все просто, – посерьезнел Сармагат, – в руках этого солдафона находится моя Тугхаш, – орк произнес это с нажимом, глядя рыцарю прямо в глаза и делая акцент на слове «моя», – и эльф вернет мне ее в обмен на вашу свободу.

Произнеся это, вождь секунду помолчал, а потом сардонически усмехнулся:

– Что ж вы умолкли? Где ярость, где негодование, где крики, что вы никогда не примете свободы ценой рабства сестры у орочьего ублюдка?

Но Йолаф медленно покачал головой:

– Не нужно иронии. Вы говорите, что вы не мальчишка, а потому умеете признавать поражение? Что ж, я, увы, тоже успел повзрослеть. И знаю, что вне всякой зависимости от наших с вами счетов, моя сестра любит вас. Я сам бесконечно люблю Камрин, Сармагат. Я слишком люблю ее, чтоб прятать свой эгоизм за банальностями, вроде «я старший брат» и «это для ее же пользы». Я уже пережил ужас от первого осознания, кого именно она выбрала объектом своих чувств. И я не уверен, что она будет счастлива с вами. Но… Моргот подери… – рыцарь отвел глаза и посмотрел в огонь, пытаясь справиться с эмоциями, – зато я знаю, что без вас она будет несчастна. В этом вся Камрин. Она не умеет иначе. Наделив кого-то своей любовью, она никогда не возьмет ее назад.

Йолаф замолчал, губы его вздрагивали, словно сдерживая проклятия:

– Вот что, Сармагат, – проговорил он, наконец, – я знаю, что Камрин жаждет вернуться к вам. И потому я заклинаю вас всеми муками, что вы причинили ей, и всеми страданиями, которым подвергли Эрсилию, меня и многих других. Дайте ей счастье. Я не смогу узнать, сделали вы это или нет. И едва ли смогу наказать вас в противном случае. Но я призываю на вашу голову всю справедливость, которая, быть может, все же прячется где-то там, куда мы привыкли слать молитвы. Будьте вы прокляты, если сделаете несчастной женщину, которая выбрала вас, невзирая на то, кто вы такой. Не сверкайте глазами, вы знаете, что я имею право на эти слова.

Они несколько минут сидели в полной тишине. Потом Сармагат поднял голову и посмотрел на собеседника. И впервые Йолаф заметил, что глаза орка полны тягостного ожидания, а безобразное лицо кажется беззащитным.

– Йолаф, ответьте мне на один вопрос. Всего один. Но дайте слово рыцаря, что ответите на него искренне.

Ренегат после короткой паузы кивнул:

– Даю вам слово.

– Скажите, Йолаф… вы уверены, что Тугхаш любит меня?

Рыцарь на миг ощутил, что оказался в очередном бреду, навеянном горячкой. Так странно, нехарактерно прозвучал в устах грозного орочьего вождя этот беспомощный и полный муки вопрос.