Коронованный наемник

– Ты хочешь узнать, как княжна в руки Сармагату попала, да с какого душевного благородства он ее живой вернул?

Тавор, вероятно, был совсем не против узнать все эти подробности, но в голосе коменданта столь отчетливо звякнула холодная сталь, что целитель устало поднял ладонь, поеживаясь на пронизывающем рассветном ветру:

– Остынь. Не по чинам мне с расспросами лезть. Я о другом.

Сарн поморщился – ему уже было неловко за резкость.

– Прости, – сухо, но искренне проговорил он, – выкладывай, что неладно?

Тавор, желтовато-бледный после нескольких часов изнурительного врачевания, тяжело оперся о парапет и задумчиво начал:

– Не чтоб неладно что-то, командир. Да есть странность одна, что мне покоя не дает. Сарн… – тут целитель запнулся и нахмурился, – ты веришь, что я в ремесле своем кое-чего смыслю?

Комендант нетерпеливо встряхнул головой:

– Давай без девичьих загадок, брат. Будто мало ты мою шкуру латал, чтоб чушь городить.

– Так вот, – отрезал Тавор уже без колебаний, – когда ты меня к княжне кликнул, я в первую минуту решил, что опоздали мы, отошла леди Эрсилия. Бледна была, губы лиловые, тени вкруг глаз… Да что я рассказываю, ты сам все видел. А когда наконечник вынимал – вот тут чудеса пошли. Болт аккурат в легкое вошел. Тем более что кольчуга у княжны, хоть ковки справной, но простая, человеческая. Такие против булатной стали не подмога. А ты, брат, сам не хуже меня знаешь, на что способен арбалетный болт в легком… Кровь изо рта хлещет, пенится, разом захлебнешься, и с земли поднять не успеют. Когда же я разрезал камизу, рана не кровоточила, а после изъятия острия скупо эдак несколько капель уронила. Но Сарн, наш приятель Сармагат волок княжну Моргот знает, откуда, да еще на варге вскачь. И довез живой, хотя по всем законам врачевания леди Эрсилия должна была истечь кровью еще до темноты – рана успела воспалиться, ей было не меньше трех часов. Так почему кровь остановилась? Почему не лила горлом?

– Почему же? – переспросил Сарн, хотя чувствовал, что уже знает ответ.

– А потому, брат, что кто-то ее остановил. По-нашему остановил, заговором. Только неумело, будто напев позабыл, али запала не хватило. Так вот, Сарн, попомни мои слова. Не иначе, у Сармагата есть пленный эльф. И, похоже, сам раненый, врачевать только в четверть силы и может.

– Вот как, – пробормотал Сарн, но тут же спокойно добавил, – я учту твои слова, Тавор, спасибо. Попробую расспросить княжну. Быть может, она была в сознании хоть недолго. А сейчас ступай, отдохни, на тебя самого взглянуть солоно.

– Зови, брат, ежели что, – Тавор стянул на груди плащ и двинулся к входу в башню.

А комендант остался стоять у заснеженного парапета, задумчиво глядя на разгорающуюся над лесом чахлую зарю.

Кто-то робко кашлянул за спиной, и Сарн обернулся, словно случайно разбуженный ото сна. Позади него зябко переминался с ноги на ногу лакей:

– Мой комендант, – зачастил он, торопливо поклонившись, – все исполнено. Визитера завтраком накормили и сопроводили в ваши покои. Ожидает.

– Спасибо, – слегка рассеянно отозвался Сарн, – ступай, друг.

Слуга, успевший порядком замерзнуть, снова поклонился и ретировался почти бегом, а лихолесец провел ладонью по лбу, словно смахивая несвоевременные мысли, и тоже зашагал к темному провалу широких дверей.

В его покоях было упоительно тепло. Надо было отдать должное истопнику, свое дело он делал на совесть, невзирая ни на какие потрясения в столице. У камина, неловко примостившись на краю кресла и опершись локтями о колени, сидел человек в основательно потертом камзоле из грубо выделанного меха. Он обернулся на звук отворившейся двери, и Сарн встретил внимательный взгляд болотисто-зеленых глаз.

– Отогрелся, приятель? – спросил эльф, понимающе улыбаясь одними уголками губ, и человек блаженно потер ладони, лукаво прищуриваясь:

– Благодать. А ты, дивный, с чего меня к себе в горницу пригласил? С меня и кухни бы хватило. Не боишься, что я чего стащу на память?

Сарн пристально посмотрел собеседнику в глаза: они, наперекор шутливому ерничанью визитера, поблескивали колючей тревогой.

– Не боюсь, – спокойно ответил он, садясь напротив, – едва ли ты польстишься на эльфийские обноски, а больше ничего моего тут нет.

Визитер замолк, только предательски дернулись губы. А потом поднял на эльфа взгляд и спросил подчеркнуто ровно:

– Она жива?

– Да, Таргис, княжна пришла в себя, – Сарн привычно назвал этот титул, но варгер мягко покачал головой:

– Тугхаш не княжна, дивный, она… она – Тугхаш. Тебе не понять…

– Возможно, – кивнул Сарн и подался вперед, опираясь рукой на разделявший их низкий стол, – но я хотел бы понять другое. Я никак не пойму тебя, как ни пытаюсь. Слишком уж все это чудесно… и подозрительно. А я куда боле приучен верить подозрениям, чем чудесам.

Таргис приподнял брови:

– Чудные вы, остроухие. В самом простом мудреное ищете. Спрашивай, коли не понятно, только я все тебе начистоту уже рассказал и без расспросов.

Несколько секунд эльф пытливо смотрел на собеседника, словно что-то ища в его лице, но тот не отводил глаз. Потом Сарн вздохнул и откинулся на спинку кресла:

– Если бы ты сплел длинный и сложный рассказ о том, как годами служил Сармагату, втайне ненавидя его и ожидая своего часа, я бы, вероятно, не до конца поверил в него, но зато поверил бы тебе, потому что это было бы логично. Если бы ты потребовал от меня ответных услуг или выкупа – я тоже понял бы тебя. Но ты настолько неправдоподобно честен, что приводишь меня в замешательство. Как ты проник в столицу?

Таргис пожал плечами, словно эльф спросил, отчего песок несъедобен:

– В Бервировы пещеры есть доступ снаружи.

– Вот оно что. Но Кам… Тугхаш говорила, что о нем знают лишь… весьма немногие.

– Верно. Но я редко жду, что мне что-то расскажут. Я обычно узнаю сам все, что меня интересует, а часто и то, что мне лучше было бы не знать.

Сарн помолчал:

– Недурно сказано. Итак, ты вассал Сармагата…

– Да.

– И ты предан ему.

– Да.

– Почему?

– Потому что он тот сеньор, служить которому – честь, и умереть за которого – честь вдвойне.

– И ночью ты, как ни в чем ни бывало, вошел в осажденный город, нашел меня и протянул мне самую ценную тайну своего господина, словно пустячное приглашение на партию в кости.

– Да.

– Почему?

– Потому что это правильно.

Сарн еще секунду помолчал, а потом вдруг горько и саркастично рассмеялся.

– Балрог меня подери. Я никогда не чувствовал себя таким болваном, даже когда меня распекал учитель фехтования. Ты словно протягиваешь мне камень, а я подозрительно рассматриваю его, чувствую его тяжесть и холодные бока, но пытаюсь допросом вынудить тебя проговориться, что на самом деле это хлеб. Ты прав, парень. Это чертовски правильно. Только во имя всех Валар… зачем тебе это, верный вассал Сармагата?

Таргис тоже несколько мгновений хранил молчание, словно решая, отвечать ли на этот вопрос, а потом неторопливо проговорил:

– Я объясню. Но если ты не поймешь, дивный, не обессудь. Уж больно мы разные.

– Справедливо, – кивнул Сарн.

А варгер снова, уже скорее машинально, потер ладони.

– Сармагат спас меня от участи, которую я не в силах тебе описать. Вы, дивные, даже нахлебавшись из проклятой Хельги, все одно остаетесь разумными существами. Я же помню, как из меня уходил человек. То, что пришло ему на замену… Оно рождалось с болью, от которой хрустели кости, со страхом, о котором я не мог прежде и подумать… Оно умело лишь ненавидеть. Оно ненавидело себя, оно ненавидело весь мир, не испытывающий этой боли и страха. Оно задыхалось от жажды крови, оно изнемогало от неутолимого бешенства и могло ясно осознавать только то, что весь мир против него. Подумай, дивный… Что бы ты чувствовал к тому, кто избавил тебя от этой муки?