Коронованный наемник

Эльфы одним движением поднялись со скамьи, приложили ладонь к груди, коротко поклонились. Леголас ответил на приветствие и, войдя в грот, сел на край подклета печи:

– Вы вправе знать обо всем, что произошло, и я сейчас все выложу без утайки, – сказал он, обводя взглядом присутствующих, – не скрою, рассказ мой вам придется не по сердцу. Но Леннарт и Гослин подтвердят то, что видели сами. Все же прочее… Что ж, мне нечем доказать свои слова. Понадеюсь на Эру.

В гроте воцарилась тишина. Лихолесец же несколько секунд помолчал и завел рассказ…

…К чести мятежников нужно сказать, что его ни разу не перебили. Леголас то и дело запинался, подыскивая слова. Ему непросто было снова пройти через странные и трагические события прошлой ночи. Но эльф подробно описал все, что уже известно читателю, умолчав лишь о свитке. Наконец он умолк, глядя перед собой с выжидательно-непроницаемым видом.

После непродолжительного молчания кто-то хрипло откашлялся:

– Врешь, высочество, – припечатал одинокий голос. Алорн приподнялся из-за стола:

– Негоже мне платить неблагодарностью за гостеприимство, – начал он сдержанно, но тут же тяжелая ладонь Вериама легла на его плечо, заставляя снова сесть.

Седой рыцарь снова встал с места, широким движением руки гася снова забродивший рокот голосов:

– Вы того, парни, слова подбирайте, – отрезал он, – за «врешь» и я в челюсть съезжу за милую душу. А мы тут не свалку учинять собрались. Милорд, – обратился он к Леголасу, – ты уж не обессудь, но рассказ твой, по меньшей мере, чудной. Айнур промеж нас никогда не водилось, но и ты уважение знай. Вигге завсегда был Йолафу помощником, не мы ли привыкли ему подчиняться с командиром наравне? Уж не такие мы недоумки, чтоб столько времени змею не разглядеть. А бочонки? За каким балрогом Вигге оружия свое войско лишать? Хорошо, оставим байки о рыцарской чести, но не ему ли прямой резон орков от столицы вышибить? За этакий подвиг ему все грехи князь простит, да сотенным сделает, как пить дать. А вот что ты, милорд, мог сплоховать... Тут уж прости, тоже есть своя правда. Я тебя, упаси Эру, предателем не кличу. Да только хворь у тебя, принц, нешуточная. С таким недугом многие творят дела, о каких бы в здравом уме сроду не подумали.

– Да я ж о чем толкую, Бьерн, – снова раздался голос обвинителя, – кто орков-то знает, что в головах их варится? А ну как взыграло окаянное, да решил принц своей смертью новых своих сородичей от нашей атаки уберечь? А Вигге где-нибудь в цейхгаузе с перерезанным горлом валяется?

Эти слова снова взбаламутили стоящую тишину, словно камень, упавший на дно пруда. Леннарт встал, пытаясь навести порядок, старый рыцарь рычал, словно медведь, поливая всех подряд отборной бранью, но гвалт разгорался лишь сильнее. Эльфы повскакали со скамей, кто-то уже со звоном выхватил клинок, где-то раздался звучный удар кулака. В общем шуме прорывались отдельные крики: «…на командира клеветать!..», «…ублюдок…», «…не безумный же, самому в ту воду лезть!..». Дело грозило принять нешуточный оборот, но Леголас все так же сидел на подклете, безучастно глядя на кипящую в гроте неразбериху. Он знал, что драть глотку, колотя себя в грудь, бесполезно, его никто не услышит сейчас, и нужно просто ждать, надеясь, что скандал перегорит и снова можно будет достучаться до разгневанных и порядком сбитых с толку людей. Трудно сказать, чем обернулось бы то странное собрание, но в разгар потасовки в трапезную ворвался юный часовой и звонко выкрикнул:

– Братья!!! Беда!!!

Этот возглас оказал эффект ушата ледяной воды. Гомон в одночасье стих, опустились поднятые кулаки, а мальчуган с горящими от холода щеками громко и торопливо заговорил:

– В дозор я ездил! В старом овраге Вигге лежит! Убитый!

Снова взвилось несколько бранных возгласов, но часовой ещё не закончил свой рассказ:

– Жуть мелькорова, братья! Загрызен насмерть, одна рука в клочья и горло перекушено! А вкруг отпечатки лап. И не варг какой. Оборотень!

Он еще не успел закончить фразу, как седой Бьерн оглушительно грохнул кулаком по столу, словно предупреждая неминуемые беспорядки. Убедившись, что все молчат, рыцарь провозгласил:

– Так, молодцы! Одно ясней ясного – милорд командира не увечил. А потому сию же минуту надобно прекратить кудахтать и как следует осмотреть весь лабиринт и тело Вигге. Чую, разберемся и без драки! Если кто против, что я командую – пусть сам возится, мне плевать! Ну а ты, милорд принц, тут покамест побудь, сделай милость.

Леголас молча наклонил голову в знак согласия. После слов взбудораженного часового он ощутил, что догадывается о сути разыгравшейся в лабиринте драмы, но не проронил ни слова, зная, что подобные заявления лишь сильнее разожгут возмущение мятежников.

Рыцари спешно потянулись к выходу. Эльфы последовали за ними. Проходя мимо печи, Вериам сжал плечо Леголаса:

– Пойдем мы тоже, проследим, ничего ли эти крикуны не проглядят.

Грот опустел, и с Леголасом остался только лекарь. Он не покинул своего места, все так же спокойно потягивая эль.

– Ты опасаешься, что я сбегу, добрый Леннарт? – с усталой иронией поинтересовался эльф, а рыцарь покачал головой и пересел ближе к лихолесцу.

– Совсем без Йолафа беда. Стоило ему исчезнуть – и у нас Моргот знает, что творится.

– Ты тоже не веришь мне? – после короткой паузы негромко спросил Леголас и разозлился, услышав еле уловимую просительную нотку в собственном голосе. Но Леннарт помолчал и вдруг досадливо крякнул:

– Я-то верю, будь оно неладно. Только надо было мне, старому олуху, раньше думать. Так нет, все тянул, мол, сами разберутся, не дети уже.

– Ты о чем? – нахмурился Леголас, а Леннарт криво усмехнулся:

– Вигге не рассказал?

– Чего не рассказал? – эльф сжал зубы. Лекарь же перестал усмехаться и задумчиво потер ястребиный нос:

– Вигге-то Йолафу братом побочным приходился. Эге, вижу, как тебя перекосило, милорд. Похвастался, поганец, не иначе. Никто больше не знает, Вигге молчал, как рыба. Но я-то им сам обоим в отцы гожусь. Помню, как Аксель на сторону бегал. Да только не впрок ему утехи пошли. Вигге всегда Йолафу завидовал. До корчей, до судорог. Эх, грехи молодые… И хотел я Йолафа остеречь, да не лез, незачем еще один клин промеж них вбивать. Вроде поладили они. Глядишь, одумается Вигге, успокоится. Да вот, домолчался.

Леннарт залпом допил эль и мрачно замолчал, а Леголас почувствовал, как заломило свежие раны на груди, словно в них плеснули того мерзкого уксусного яда, которым исходил Вигге, рассказывая ему о нелюбимом брате.

Они просидели в этом невеселом молчании около получаса, когда в грот вошел Бьерн в сопровождении еще нескольких рыцарей. Уходившие шумно, они вернулись в хмурой тишине.

Бьерн прямиком подошел в Леголасу и без обиняков начал:

– Прости, милорд. Всуе на тебя напраслину возвели. Стыдно признавать, и горько, ей-Эру, аж скулы сводит. Но Вигге-то…

Бьерн бросил что-то на пол, и Леголас увидел три длинные стрелы.

– Мы нашли их в клетке йолафова питомца. Клетка открыта, а сам бедняга пропал. Вигге пытался убить оборотня, но просчитался – тот не комнатная зверушка. Теперь ясно, кто расправился с Вигге. Но оборотень исчез… Как теперь Йолафу в глаза поглядим – один Эру ведает. Да это не все новости. В тоннеле мы тележку нашли. На ней Бервировы кристаллы в мешках нагружены, под мешками сума Вигге чересседельная, в ней все, что в дальний путь надобно, а поверх мешков меч в заплечных ножнах. Бежать он затеял да кристаллы продать. Предателем мерзавец оказался, Морготова плешь, – Бьерн сплюнул с истинной злостью и обратил к Леголасу попорченное ожогом лицо: