Коронованный наемник
Шрифт:
…Ночной лес был тих и до странности дружелюбен. Леголас стремительно шагал вперед, не замечая, что давно сошел с тропы. Эльфийские сапоги по-прежнему легко ступали по глубокому снегу, не погружаясь даже по щиколотку. Только тьма теперь не вызывала инстинктивной потребности покрепче сжимать древко лука и настораживать чутье. Она укрывала лихолесца надежным покровом, даря чувство безопасности. Это было всего непонятней, всего непостижимей… Леса Ирин-Таура были весьма зловещим местом в ночное время. В отличие от Лихолесья, здесь водились варги. А уж о новых обитателях княжества и вовсе не хотелось вспоминать. Однако в снежной полутьме был разлит невероятный покой. Тени ветвей, отчеканенные луной, перекрещивались на синеватом снегу чернильными мазками, уханье филина далеко разносилось в стеклянно-стылом
Леголас не считал часов, он знал, что путь предстоит долгий, а потому шагал вперед, не задумываясь о времени. Его сейчас занимало другое. Сумеет ли он найти хижину?
Всего несколько лиг спустя, он почувствовал, как владевшее им смятение отступило, и тягостные мысли уже не было нужды держать в узде. Все беды от бездействия… Чем сидеть взаперти и прятаться от своих несчастий – уж быстрее руки на себя наложить. Идти, идти вперед, и там непременно отыщется выход. Давно ли он сам говорил князю: любая болезнь откуда-то берется и как-то излечивается. Ведь исцелился же неизвестный ему Таргис… А значит выход есть. И если для этого нужно обратиться к Чернокровым… Что ж, у эльфа Леголаса не было бы шансов столковаться с этим племенем. У полу-орка же Леголаса шанс есть. Найти бы только эрвигову флягу, что может открыть ему дорогу к этим так хорошо знакомым ему и, как оказалось, абсолютно загадочным для него существам…
Он шел, не останавливаясь, не чувствуя усталости. Лес, казалось, сам вел его за собой, указывая дорогу, коей прежде, сидя на коне, он не замечал. Вот невдалеке черным сгустком затемнел ряд высоких кольев – то была ограда покинутой деревни. Хозяйственно запертые ворота снова всколыхнули в Леголасе испытанное недавно чувство, что мир отгородился от него, но сейчас лихолесец не позволил себе поддаться ему. Это была Лисья Лощина, эльф без труда узнал упитанную лису, примитивно, но старательно и любовно вырезанную на створке. Что ж, значит, путь отмерян неблизкий. Он продвигался вперед быстрее, чем рассчитывал. Все же, лес вел его верной тропой…
Осталась позади вторая деревня, и эльф заметил, что чернота ночного неба начинает выцветать. Близилось утро, и это открытие укололо Леголаса беспокойством. Если день будет ясен, как повлияет на него свет солнца? Ему необходимо достичь поляны, где в тот день, сейчас кажущийся таким далеким, его сбросил конь. Верхом этот путь занимал не больше семи часов, но сейчас он идет пешком, и, даже ведомый этим странным, не свойственным ему прежде чутьем, за целую ночь он одолел едва полпути. И тут же лихолесец вспомнил: орки подчас осаждали города неделями. И солнечный свет не заставлял их снимать осаду. Они просто опускали забрала шлемов, защищая лица от прямых лучей. А значит, капюшон плаща позволит ему продолжать путь даже под полуденным сиянием солнца. Эру, и это он… Он, что так любил яркие лучи Анора, блаженно подставлял им лицо на открытых тропах Лихолесья, а в жаркие дни сбрасывал камзол и расшнуровывал тунику. Как часто отец, входя в его покои поздним вечером, касался загорелого плеча холеным пальцем, усмешливо качал головой и ворчал, что ему подбросили вместо родного сына харадского сироту…
Леголас встряхнул головой, отбрасывая вздорные мысли. К Морготу, в три тысячи лет смешно предаваться воспоминаниям. Лучше прибавить шагу. Через час-другой должен показаться форт Эртуила, примостившийся у большого болота с непоэтичным, но правдивым названием Зеленая Пасть. Стоило подумать об этом, и за горло снова взяла липкая рука. Еще недавно он влетал в этот форт на коне, радостно встречаемый своими дружинниками, сейчас же пешком крадется окольной тропой, стараясь не попасться на глаза соратникам, которые наверняка давно встревожены его отсутствием.
Вероятно, дальнейший путь так и был бы посвящен непрерывной борьбе с этими бесплодными терзаниями, но тут предрассветный ветер заскрипел промерзшими ветвями, словно выпутываясь из косматых сосновых крон. Навстречу лихолесцу полетела мелкая, колючая снежная крупа, принеся с собой терпкий запах пожарища.
Леголас замер, втягивая отравленный студеный воздух. Это не лес… все, что могло гореть в чащах Ирин-Таура, густо укрыто снегом. Ветер нес едкую смолистую горечь – так пахнут обуглившиеся бревна, недавно отесанные
и еще таящие в сердцевине остатки вязких соков живого дерева. Это форт. И ночь не пульсирует отдаленным грохотом, криками и свистом, что возвещают о бое, и предрассветная тьма покойна и тиха, не озаренная ни единым отблеском горящего где-то огня.А значит, тот бой уже отгремел, и пожары уже отпылали. Но что же с гарнизоном? Считают ли они сейчас павших и сгребают уголья, или же тишина эта – знак того, что форт лежит в руинах, погребя под собой как тех, кому лихолесский принц обещал защиту, так и других, кому он эту защиту поручил?
Леголас часто и рвано задышал, чувствуя, как со дна души поднимается отчаянная, больная злоба, сорвался с места и помчался во тьму, туда, откуда несся этот горький смрад.
Он мог это предотвратить. Как? Да разве дело в этом? Он как угодно, любой ценой должен был не допустить этого. И что же? Пока здесь кипел кровавый котел, он валялся на полу своих покоев в Тон-Гарте, хрипя от боли и не помня собственного имени. Он должен был быть здесь, он должен был привести подмогу. Он сам руководил возведением фортов – так неужели не придумал бы, как отстоять свое детище?
Он бежал сквозь лабиринт стволов, перелетал через груды бурелома, цепляясь плащом за ветки и коряги, остервенело дергая его за собой и оставляя на препятствиях обрывки. Ветер хлестал по лицу, срывая капюшон, снежная дробь секла кожу. Он был так близко к форту и так чудовищно далеко от него… Но вот бор остался позади, и Леголас вылетел на поляну, уже скупо зарозовевшую первыми отблесками зари. Во мрак леса на противоположной стороне уходила ровная тропа. Эльф мчался к ней, не чуя под собою ног, как вдруг новый запах ворвался в дымное дыхание ветра, и лихолесец, словно оступившись, оборвал свой бег. Остановился, переводя дыхание, принюхался. Ему навстречу двигался орк, здесь Леголас никогда бы не ошибся. Но орк был не один – его сопровождал запах звериной шкуры. Стало быть, всадник на варге. Первая мысль была проста и привычна – влезть на дерево, чтоб лишить варга преимущества, затаиться и незамысловато подстрелить обоих. Мгновенно присмотрев корявую сосну у самого края поляны, Леголас уже перехватил, было, поудобнее лук, но тут ему в голову пришла иная идея. Орки в Ирин-Тауре появлялись на его памяти лишь для атак, а значит, этот одинокий наездник почти наверняка участник событий в форте. И он непременно знает, кто послал войска… Прежде у Леголаса был лишь один способ выяснить что-либо у орка, но сейчас… Моргот подери, если уж с ним случилась эта беда, нужно суметь извлечь из нее хоть какую-то пользу…
Тенью метнувшись под прикрытие сосновых ветвей, Леголас снял с пальца перстень, с трудом, сдирая кожу, протиснув в него утолщенную болезнью фалангу – перстень тоже неистово жег палец, но в Тон-Гарте снять его сразу не удалось, а на морозе жжение ослабло, и Леголас предпочел примириться с ним, покуда оно не стало нестерпимым. Затем вынул кинжал и срезал у себя несколько прядей, захватив тонкую косу у виска. Чуть оттянул к затылку капюшон, оставляя приоткрытой нижнюю часть лица. Теперь оставалось положиться на удачу и ждать…
… Тург спешил. Разгром форта у Зеленой Пасти стал настоящим триумфом. Оставалось лишь мчаться поскорее к вождю и доложить ему о полном успехе своей кампании. Сармагат умел ценить хороших стратегов. Теперь никто, ни одна душа не посмеет назвать Турга дураком или неудачником. Тропа расширялась, и невдалеке уже виден был просвет поляны, когда варг глухо предупреждающе рокотнул. Об опасности он возвещал иначе, а потому Тург не встревожился, лишь поудобней передвинул на поясе ятаган – у поляны мог притаиться хищник.
Свирепый скакун орка быстро преодолел последние ярды до поляны, и, без опаски выйдя на открытое пространство, вновь оскалился и утробно заворчал – посреди поляны стояла высокая фигура в глухом плаще. Тург тут же приметил эльфийский лук за плечом незнакомца и с проклятием вскинул арбалет, но одинокий путник примирительно поднял руку, и Чернокровый придержал рычаг: это была благородная, когтистая орочья рука, а не изящная ладонь остроухого заморыша.
– Ты кто таков? – рыкнул Тург на Черном наречии, но незнакомец покачал головой и ухмыльнулся, взблескивая сахарно-белыми клыками: