Коронованный наемник

Лихолесец задумчиво посмотрел на пленника. Он совсем не походил на прежнего хозяина Селевона. Он был худощав, не отличался могучим телосложением, безобразное лицо несло отпечаток ума, а речь звучала правильней. Странно… Прежде для него все орки были на один лад. Похоже, он начинает лучше их понимать. Это новое доказательство своего обращения вдруг взбесило Леголаса до темноты в глазах.

– Не знаешь? – рявкнул он, – а если я тебе память освежу?

С этими словами, он вскинул клинок и поднес к правому глазу орка.

– Я вырежу его медленно и нежно, – процедил он, – а потом второй. Ты не умрешь. Зато, быть может, вспомнишь что-то новое.

Орк захрипел:

– Сармагат. Господина зовут Сармагат. Он велик, мудр и милосерден. Но я не знаю, зачем он нарушает мир с Ирин-Тауром… Я ничего не знаю о его замыслах… Прошу тебя, незнакомец… Убей меня, но не уродуй лица… Я не знаю, из какого ты племени и что делаешь здесь один. Но у нас не заведено тщательно опознавать павших. Меня бросят в первый же овраг… Я недавно женился. Моя жена даже не узнает, что я мертв. Она будет ждать… А она еще так молода, пусть она снова… Пусть она живет, а не ждет впустую…

Леголас окаменел… Эти отрывистые слова вновь перевернули что-то в действительности, давно утратившей всякие законы и основы, и опять резко и бесцеремонно ткнули его в незамеченную им новую суть вещей. Он еще недавно трепетал от счастья, видя свою все еще красную кровь, что по-прежнему делала его эльфом. А сейчас со сладострастным упоением пытал этого отвратительного соглядатая, в последние минуты думавшего о своей жене, которую обречет на вечное вдовство. Эру, как же низко он пал… И ни при чем были искаженные черты когда-то красивого лица, и ни при чем были когтистые лапы… Когда успела поселиться в нем эта зловонная душевная гниль? Как же он не заметил заведшейся в его чистой сути коросты, занятый внешними изменениями?

Уронив кинжал, лихолесец поднялся на ноги и шагнул назад, чувствуя в горле тошнотный, едкий ком. Несколько секунд он молча глядел в небо, а потом снова опустился на колени возле орка. Схватил кинжал и разрезал ремни, стягивавшие пленника.

– Убирайся, – пробормотал он, – я знаю, что изранил тебя, но если ты подохнешь – это не моя забота. Я делаю сейчас худшую глупость в своей жизни.

Следующие слова были готовы сорваться с языка, но Леголас спохватился: орк принимал его за шпиона-одиночку, как и давешний командир. Его не нужно было разубеждать.

– Мой сеньор не простит мне, если узнает, что я отпустил чужого шпиона. Только далось вам это нищее княжество… Пошел прочь, я могу передумать.

Орк прекрасно понял Леголаса. Не испытывая судьбу, он нетвердо поднялся на ноги и, прихрамывая, бросился в чащу.

Лихолесец остался один. Нагнувшись, зачерпнул немного снега и отер пылающее лицо. Руки мелко подрагивали, но дурнота начала отступать. В последний раз взглянув на истоптанный участок, покрытый черными кровавыми пятнами, Леголас отвернулся и стремительно зашагал назад, туда, где оставил Селевона.

На прогалине, укрытой испещренной прорехами тенью огромного дерева, снег лежал плотной хрусткой глазурью. Похоже, здесь давно никто не тревожил белого ковра. Отсюда Леголаса в беспамятстве забрал Эрвиг.

Оглядевшись и немного подумав, Леголас прикинул, в какой стороне находились болота, и уверенно двинул варга по едва заметной просеке в густом лесу. Не более чем через час она расширилась, и Леголас с удивлением понял, что именно здесь он встретился с лучниками Эртуила. Значит, он совсем недалеко от развалин хижины.

Видимо, со смертью старого знахаря его ворожба потеряла силу, поскольку Леголас, ни разу не сбившись с пути, вскоре выбрался из леса на неширокую, гладкую тропу, плавным поворотом огибавшую опушку и приведшую его прямо к занесенному снегом остову эрвигова жилища. Местами обсыпавшиеся стены все так же стояли, выделяясь чернотой из-под снежных наметов. Каменная труба очага, закопченная, но невредимая, высилась над пепелищем, словно безмолвный страж одинокой могилы, сейчас казавшейся лишь неприметным холмиком под толстым белым покрывалом.

Спешившись, Леголас с невольным трепетом шагнул к руинам. Отчего-то было неловко нарушать эту безупречную белизну и тишь.

Но сзади негромко фыркнул Селевон, и Леголас ощутил, как жутковатое, благоговейное чувство отступает. Итак… Эрвиг в дневнике упомянул, что фляга стояла на полке над камином. К счастью, очаг цел, значит, искать нужно вокруг него…

Под снегом поиски были непросты. Рушащаяся крыша смела все, что было расставлено на камине, полках и столе, и теперь покореженные огнем остатки стропил, черепки посуды, обломки мебели, разнообразная утварь, помятая и обугленная, образовывали сплошной хаос, в котором, казалось, ничего невозможно разыскать.

Но лихолесского принца трудно было смутить. Начав от каминной трубы, он принялся методично разбирать завалы обгоревших балок. Два часа спустя, весь в саже, он уже стоял на расчищенном участке комнаты вокруг очага. В омерзительном месиве угля, золы и растаявшего снега грудами лежали обломки, осколки, подчас непонятно, чем бывшие прежде. Уцелела ли фляга в этом огненном аду? Ну же, меньше рассуждений…

… Одежда насквозь пропиталась ледяной черной жижей, пальцы закоченели, в сапогах гадко хлюпала грязная талая вода. Обугленные куски досок крошились в руках, ложки превратились в бесформенные комочки олова, и лихолесцу все тревожней было думать о том, что бесценный для него артефакт сгинул в раскаленной топке пожара. Он обшарил угол, где стоял стол, ставший грудой головешек, обыскал все вокруг камина, но не нашел ничего, похожего на флягу.

Поддавшись случайной мысли, спустился в погреб, тоже полный снега, и обыскал там каждый угол, осмотрел недра сундука, где когда-то разыскал рукописи, но и там фляги не оказалось.

Солнце скрывалось за лесом. Уставший, голодный, разозленный и близкий к отчаянию, Леголас выбрался из подпола и сел верхом на толстенную балку, все еще лежавшую поперек развалин. Где же она может быть? В оставшейся части хижины прежде находился лишь топчан, ветхий ларь и дверь в памятное книгохранилище. Но в каморке Леголас все обыскал еще в прошлый раз, на месте ларя остались все те же куски досок и глиняные черепки посуды, среди которых чернел тот самый серебряный поднос, теперь совершенно закопченный, а сгоревший дотла топчан лежал сейчас жалкой кучкой мокрой золы. Что ж, поищем и там…

…Здесь тоже лежал сгоревший хлам, здесь тоже было по щиколотку мокрой снежной массы. Здесь были невесть как уцелевшие обломки книжных окладов, осколки кружек, потерявшие форму инструменты. Здесь было все, что угодно, кроме единственного необходимого лихолесцу предмета.

Разгибая усталую спину, Леголас поднялся с колен, отирая грязными руками лицо. Ничего. Неужели фляга погибла в огне? Или же ее кто-то успел забрать до него? Сармагат мог решить, что артефакт, уже не нужный погибшему знахарю, нужно разыскать… Но нет, здесь никого не было со времени пожара. Обломки были нетронуты, в этом лихолесец не сомневался.