Кошка в сапожках и маркиз Людоед

– Очень философски, - пробормотала я. – И очень непонятно.

– Моя бабушка была той ещё затейницей, - согласилась Беатрис. – И немного не в себе, если честно. Но мы все её очень уважали. Ну-ка, посмотрите на себя, - Беатрис повернула меня к зеркалу.

Дверь в детскую распахнулась без стука, и на пороге появился маркграф Огрест. Наши взгляды встретились, и я увидела, как расширились его глаза, а потом он потянул ворот рубашки, будто тот его душил.

Мне тоже стало трудно дышать в этот момент – от страха, презрения, ненависти. Посадить под замок женщину и как ни в чём ни бывало разгуливать по городу, приударять за гувернантками и покупать подарочки. Лицемер! Но я постаралась скрыть чувства, чтобы не выдать себя и сказала:

– Надо было постучать, месье. Хорошо, что вы застали меня в платье.

– Прошу прощения, - Огрест начал заливаться краской и попятился. – Мне сказали, у нас гости… Я не думал, что вы устроите в комнате Марлен… - и он замолчал, жадно оглядывая меня.

– Вам нравится? – я немного приподняла подол и кокетливо выставила ножку.

– Вы прекрасны, - глухо произнёс он.

– Речь о платье, - заметила я невозмутимо.

Этот лицемер снова покраснел и сбежал, пробормотав что-то насчёт «важных и срочных дел». Беатрис прыснула в ладошку, а Марлен притихла, наблюдая исподлобья. Я смогла улыбнуться ей, а портниха с самым невиннейшим видом сообщила, что переделает платье за два дня.

– Вы будете в нём самой красивой, барышня Ботэ, - заверила она меня, лукаво подмигивая. – У милорда Огреста отменный вкус, он не соврёт.

«Не знаешь ты, как милорд Огрест умеет врать», - ответила я ей мысленно.

К вечеру я совсем извелась, а когда часы пробили десять, то в беспокойстве заходила по комнате, отсчитывая минуты. Время, как назло, тянулось убийственно медленно.

Я слышала, как удалилась к себе госпожа Броссар, как Лоис в последний раз грохнула заслонкой печи в кухне, и, наконец, в замке стало тихо. Словно в могильном склепе.

Подбодрив себя, что делается доброе дело, я натянула пальто, шапку и выскользнула из комнаты, замирая и прислушиваясь на каждом шагу.

Но никто не следил за мной, и никто не заметил, как я вышла из замка, прихватив с собой новый фонарь. Сердце трусливо дёрнулось, когда я вспомнила о вчерашнем преследовании, но на дороге среди ёлочек уже маячил аптекарь в обнимку с ломом.

– Вы должны были ждать у церкви! – зашипела я на Ферета, подбегая к нему и разворачивая прочь от замка. – Вас же могли увидеть!

– И что? – не понял он, но послушно пошёл, куда я его толкала.

– Не во что! – перебила я его фразой деревенского жаргона. – Сказала – возле церкви, значит, надо было ждать возле церкви. Идёмте.

– А куда мы идём? – он положил лом на плечо.

– Увидите, - буркнула я, беря его под руку и заходя в церковный двор.

– Надеюсь, мы не за церковным серебром? – пошутил Ферет, но как-то очень неуверенно пошутил.

– Не волнуйтесь, - я покрепче сжала его ладонь. – Нам сюда.

Мы прошли по дорожке мимо могил и свернули к склепу Огрестов.

– Кэт, мне всё это как-то не нравится… - заметил аптекарь, когда впереди показался грот, закрытый решёткой. – Тут заперто, к вашему сведению, и милорд будет в бешенстве, если мы сломаем замок.

– Тут всё сломано до нас, - я вытащила замок из пазов и положила его на камень у входа.

Ферет молчал, но его молчание было красноречивее всех слов. Когда я зажгла фонарь и отодвинула решётку, аптекарь сделал последнее предупреждение:

– Я с вами, конечно, и в огонь и в воду, Кэт. Но это уже слишком…

– Заходите! – скомандовала я.

Он вздохнул и протиснулся вслед за мной через приоткрытую решётку.

– Помогите сдвинуть, - я поставила фонарь на могилу Юджени и упёрлась ладонями в крышку гроба Шарля.

– Кэт, - аптекарь покачал головой, - вы ведь не успокоитесь?

– Нет, - отрезала я. – Мне надо знать, что находится внутри.

– Зачем?

– Есть причины. Ну же! Или вы верите в привидения и проклятия?

– Нет, не верю, - обречённо согласился он и вставил лом в щель между гробом и крышкой.

Камень подался не сразу, но постепенно мы сдвинули его, тяжело дыша от усердия. Схватив фонарь, я посветила внутрь гроба. Там лежали остатки истлевшей одежды и человеческие кости.

– Значит, Шарль Огрест, и правда, умер, - сказала я, испытав странное облегчение.

Если в соседней могиле тоже окажутся кости, то Ноэль Огрест уже не будет выглядеть преступником. И заточение женщины в подвале пусть и останется спорным и сомнительным, но его можно как-то разумно объяснить… Самозванка, объявившая себя матерью Марлен, например…

– В том, что он умер, сомнений не было, - сказал Ферет и тоже наклонился над гробом, хмурясь и внимательно разглядывая останки. – Но вот в том, что он утонул – большие сомнения.

– Вы о чём? – не поняла я.

– У него трещина в черепе, - мрачно сказал аптекарь. – Ему проломили голову. Уж в этом я разбираюсь.

– Вы уверены?

Мы с Феретом соприкоснулись плечами, и я не отстранилась. Наоборот, нашла его руку и сжала, потому что сейчас он был единственным, кто стал причастным к моей тайне… и к тайне семейства Огрестов….

– Более чем уверен. Сами взгляните, - он просунул руку в гроб и осторожно перевернул череп. – Кто-то ударил его сзади, по затылку.

– Но Шарль мог получить такую рану во время падения. Они упали в озеро, - совершенно неожиданно я начала говорить горячо, словно пыталась убедить в чём-то и аптекаря, и саму себя.

– Тогда он как-то странно упал, - неумолимо продолжал аптекарь. – Думаете, при падении в коляске получится удариться раз пять одним и тем же местом?

– Он мог удариться о подводные камни, о бортик…

– Вы как будто пытаетесь кого-то оправдать, - Ферет посмотрел на меня пристально. – Оправдать… милорда Огреста?

– Помогите сдвинуть другую крышку, - вместо ответа я подошла к гробу Юджени.

Нам пришлось повозиться, потому что крышка здесь была гораздо тяжелее, но, в конце концов, мы сдвинули плиту сначала на четыре пальца, потом на ладонь, на две ладони… Я нетерпеливо схватила фонарь, чтобы посветить, а потом…

– Там пусто, - сказал Ферет растерянно, а я замерла, чувствуя пустоту не только в голове, но и в душе.