Красная королева

Недовольный мэтр очень быстро сменил гнев на милость, когда я сняла с руки небольшой перстенек и подала ему:

— Мэтр Хольтер, мне нравится ваше искусство. Я очень довольна тем, что вы позаботились о платье для меня, и это знак благодарности. А счет я оплачу, как обычно.

Мир был достигнут. И я знала, что в следующий раз, когда мне срочно понадобятся его услуги, мэтр обязательно вспомнит это колечко.

В этом мире я ни разу не видела на дамах вуалеток. Здесь вообще с головными уборами было значительно проще, чем в земной истории. Никто не плевался вслед, если волосы женщины были распущены, и не требовал немедленно прикрыть их так, чтобы ни одна прядка не выглядывала. Поэтому свой траурный наряд я дополнила довольно необычной шляпкой.

Из лоскутов бархата и шелка, собирая их небольшими складочками на куске войлока, я сделала некое подобие шляпки-таблетки. А уже к ней прикрепила потрясающей красоты черное кружево, принесенное мэтром, в виде вуальки, спускающейся до кончика носа. Зная, что языки у моих фрейлин никогда не бывают на привязи, мерила я это изделие только при своих близких подругах.

— Элен, это просто потрясающе! Как вы придумали такое, моя королева?! — Софи с улыбкой смотрела на мое отражение в зеркале.

Мадам Менуаш одобрительно кивала, подтверждая:

— Прелестно выглядит, ваше королевское величество. Строго, траурно, но очень красиво.

К моему удивлению, траурные наряды нашлись у всех фрейлин, так что уже вечером мы смогли «прогуляться» до часовни, где стоял гроб с телом Ателаниты. Горели бесчисленные свечи. Стоящая в ногах гроба монахиня непрерывно бубнила молитвы, изредка перелистывая страницы большой книги, лежащей перед ней на пюпитре.

Мы помолились. Кто-то из фрейлин вполне искренне, а кто-то — просто соблюдая декорум. Похороны были назначены на следующий день.

Только никакие похороны не смогли отвлечь королевских придворных дам от моей вуалетки. Я шла к драпированной черным крепом карете под внимательными взглядами, сопровождаемая шепотом и пересудами, и впервые села в один экипаж со своим мужем.

С кареты был снят плюмаж, окна занавешены черным атласом. У четверки коней сбруя была убрана черными атласными бантами. Перед нами ехали похоронные дроги — очень длинный лакированный экипаж с узорами из позолоченной бронзы, вьющимися на ветерке пучками черных лент и черными же деревянными крестами на дверцах. Шесть коней, впряженных в этот экипаж, были покрыты длинными черными попонами. Согласно завещанию Ателаниты, похоронить ее должны были в фамильном склепе.

Ангердо был полностью разбит. От него изрядно попахивало перегаром, под глазами висели коричневатые мешки, а в уголках глаз резко обозначились морщины. В какой-то момент я даже испытала жалость к нему. Минут десять мы ехали молча, а потом он тихо сказал:

— Элен… — и заплакал. Заплакал, как маленький ребенок, испугавшийся чего-то ужасного.

Я обняла его за плечи, слегка прижала к себе и тихо заговорила обычную, принятую в таких ситуациях ерунду: о том, что Господь дает ему новое испытание, которое он, несомненно, с честью выдержит. О том, как тяжело будет нам без мудрых советов его матери. О том, что Ателанита сейчас блаженствует в лучшем из миров — в раю. Я даже взяла его за руку и, тихонько поглаживая, сказала:

— Ваше королевское величество, муж мой, я всегда буду рядом с вами!

Глава 36

«Ваше королевское величество, муж мой, я всегда буду рядом с вами!» — я лгала Ангердо, не стесняясь. Мне необходима была его привязанность. Именно тогда, в карете, он принял меня как еще одну опору в своей жизни.

Через неделю после смерти королевы-матери я получила первое приглашение от мужа на Большой Королевский совет. Я стойко перенесла недовольство де Богерта и некоторых сановников и молча сидела рядом с Ангердо, всячески показывая, как его поддерживаю.

* * *

С момента смерти Ателаниты прошло всего несколько месяцев. Жизнь королевского дворца понемногу менялась. Исчез сдерживающий и раздражающий короля фактор, и он весьма шустро боролся с собственной тоской. Если первые полтора месяца двор соблюдал строгий траур, король носил исключительно черные костюмы и под это дело часто отказывался от посещений королевского совета, то через полтора месяца в его покоях первый раз устроили небольшой фуршет по поводу прибытия ко двору младшей сестры Лисапеты Оранской.

Девице едва исполнилось шестнадцать лет, и графиня, пользуясь случаем, выписала ее от родителей. Девочка была хороша собой, миловидна… и пока на этом все. Займется ли она поисками богатого мужа или у дебютантки другие планы, я узнаю чуть позже. Но секретарю я наказала слушать сплетни о девице со всем возможным внимание.

* * *

Сам этот пир во время траура меня не слишком занимал: у Александра резались одновременно верхние и нижние резцы. Что дало просто потрясающий эффект: понос, высокая температура и дикие вопли. Сын кричал, потому что ему было больно, а эти безмозглые тетки ухитрились дать ему какой-то декокт от простуды, от метра Борена. Плюсом ко всему началась рвота.

Сейчас, когда призрак Ателаниты больше не стоял за дверями детской, фрейлины дофина и маленькой принцессы стали гораздо более почтительны и вежливы. Однако все они для меня оставались раздражающим фактором. Я не видела в них любви к детям. Да что там любви, я даже элементарного сострадания не видела. Более-менее, пожалуй, жалела Александра только его кормилица. Остальные предпочитали вести себя максимально формально.

Самым печальным для меня было то, что не было даже обыкновенного термометра измерить температуру ребенку. Его просто еще не изобрели. С помощью мадам Менуаш, сварившей какую-то чудовищно кислую жижу, мне удалось притормозить повышение температуры. Помогли обтирания этой кислятиной. Но малыш без конца плакал и совал ручку в рот. Я ходила по детской, носила его на руках и нашептывала разные милые глупости, когда старшая фрейлина опочивальни, желая выслужиться пере мной, лично притащила мэтра Борена.

— Ваше королевское величество, я принес для его высочество дофина редкое лекарство из страны Шо-син-тай! Сейчас я поставлю курильницу, и малышу очень быстро станет легче, обещаю вам.

— Стоп! Что за средство вы хотите дать дофину? Покажите!

Средство представляло собой некое высушенное растение, наломанное на непонятные фрагменты. Я с подозрением ковырялась в сухих кусочках, пытаясь понять, что это. До тех пор, пока мне не попался достаточно большая часть, которую я определила как кусок маковой головки. Лекарь между тем заливался соловьем:

— Это очень дорогое и прекрасно действующее средство! В стране Шо-син-тай, говорят, есть специальные лечебницы, где люди вдыхают в себя дым этих благословенных трав и просыпаются совсем здоровыми!

Я смотрела на лекаря: «Скотина! Безмозглая скотина! 'Говорят…!» Ему кто-то там сказал, и он готов ставить опыты на ребенке, даже не удосужившись проверить! Скотина и есть! «Говорят» ему, видите ли!«. — слово 'говорят» в устах лекаря зацепило меня особенно сильно. И только то, что у меня на руках был капризничающий ребенок, спасло ему жизнь на некоторое время. Большим усилием воли я подавила собственное желание отправить его на казнь.