Красноармеец Горшечников

– Серафим-то!
– спохватился Гарька.

– О волке речь, и волк навстречь, - Храпов указал на Чернецкого.

Тот вёл в поводу сказочной красоты коня.

– Ух ты!
– восхитился Гарька.
– И откуда такой взялся?

– Во сне приснился, - Серафим подмигнул.

– Тебя Север ищет. Шмелёв приехал.

– Славно, что приехал, - ответил Чернецкий, любовно ероша солнечную гриву жеребца.
– Орлик мой, Орлик, красавец… Пойдём, Гарька, нас ждут. Ты заснул, что ли?

– Задумался.

Снейп ожидал на крыльце. Бурку он не надел, хотя было холодно. Рядом стояла Маголова, её острые худые плечи подрагивали под сырым ветром.

На улице топтался взвод новобранцев, неуклюжих, с простоватыми крестьянскими лицами.

– Опять нам байбаков прислали, - фыркнул в их сторону Чернецкий.

– Ничего, обтешутся, - отозвался Лютиков.

– Зачем детей с собой взял?
– Север с недовольством оглядел братьев Кривых. Те заробели и спрятались за Лютикова.
– На фронт ведь едем.

– Сейчас везде фронт, - благодушно отозвался помполит, раскуривая трубочку.

Маголова тоже посмотрела на ребятишек.

– Могу взять их к себе, - сказала она вдруг.
– У меня нет семьи. Как тебя зовут, мальчик?

– Колька.

– Стало быть, Николай. Вынь палец из носа. Нападёт на тебя враг - а у тебя палец в ноздре застрял! Тут тебя и зарубят.

Колька поспешно вытер палец о штаны и вытянул руки по швам.

– Конечно, придётся много ездить, - продолжала Маголова, - но есть вы всегда будете досыта.

– А саблю мне дадут?

– Непременно, - Маголова слегка улыбнулась.

Колька кивнул.

– В таком разе прощевайте, товарищ Лютиков, - он протянул помполиту ладошку.

Тот пожал её с надлежащей серьёзностью.

– Теперь за этих двоих можно не беспокоиться, - сказал Снейп.
– Товарищ Афина вырастит из них настоящих большевиков.

Тонкие губы на миг раздвинулись в улыбке, и снова лицо комиссара стало непроницаемо равнодушным.

Партийное имя Маголовой - Афина - знал даже Гарька, как знал и то, что в юности она была бомбисткой в группе Савинкова, что не один год мыкалась по тюрьмам и бежала с каторжного этапа, влюбив в себя охранника. Сейчас трудно было предположить, что у этой строгой прямой женщины в безупречно отглаженной блузке столько бурь осталось за плечами.

Вышел Шмелёв, поздоровался с Чернецким.

Километрах в сорока от станицы снова начали рваться снаряды.

– Всё время так: чуть отдохнёт и опять начинают, - заметил артиллерист Фингалов.
– Беспокойное хозяйство. Как бы сюда не повернули, опасаюсь - не сдюжим.

– Comment l''echec se ressent de courage des combattants?
– По интонации Шмелёва Гарька угадал, что это был вопрос.

– Ils sont pr^ets `a se battre * * , - очевидно, забывшись, ответил Север.

Чернецкий посмотрел на него с любопытством. Комиссар ответил недоуменным взглядом.

«Контра», - окончательно определился Гарька.

* * *

Увидев Кондрата Засувку, он решился заступить ему дорогу и заговорить.

– У меня есть важное сообщение.

– Что случилось?
– спокойно спросил Засувка.

– Отойдём, товарищ начштаба, - Гарька покосился на комиссара, говорящего с Маголовой.

Засувка отвёл его в сторону.

– Не волнуйся, говори спокойно.

– Хорошо, - Гарька вздохнул.
– Тут такое дело… Не знаю, с чего начать.

– С начала, - улыбнулся начштаба.

– Речь идёт о жизни Шмелёва.

– Считаешь, кто-то подбирается к командарму?
– Засувка потёр массивную, в угольных крапинах щёку.

– Я расскажу, что знаю, а вы судите.

Тут Гарька замолчал. Поступал он верно, это он знал, и всё же на душе кошки скребли, и чувствовал он себя последним гадом.

– Продолжай, - поторопил его Засувка.

– Я ведь, товарищ начштаба, за общее дело болею, - сказал Гарька горячо.
– Вы не подумайте, будто у меня личные счёты. Я ведь не наговариваю, я хочу, чтоб по правде…

– Ты подозреваешь кого-то из своих товарищей?
– догадался Засувка.

– Да. Комиссара нашего, - Гарька, краснея от волнения, рассказал о находке.

Выслушав его, Засувка вздохнул и огляделся по сторонам.

– Ты тайны хранить умеешь?

Гарька растерялся, но кивнул.

– К бывшим дворянам нынче известно какое отношение. Оно и справедливо, да только не всегда. Комиссар - старый большевик, с десятого года. Примкнул к нашей партии сразу после того, как сбежал с каторги.

– А на каторге?

– Уголовная история, - поморщился Кондрат.

В голове Гарьки будто щёлкнуло.

– Его осудили за убийство мужчины и женщины?
– спросил он глухо.

– Нет, - удивился Засувка.
– Север же не разбойник. Фамилия его и вправду не Снейп. По происхождению он - из грузинских князей…

Гарька встрепенулся.

– В Грузии каждый третий князь, - усмехнулся Засувка.
– У этого всего богатства было - отцовские долги да дедово ружьё. Через то и на каторгу попал. Тебе сейчас сколько?

– Летом восемнадцать будет, - гордо сказал Гарька.

– Ага. Север тогда был на два года помоложе - самый дурной возраст. Отправился он как-то на охоту. Лошади у него не было, потому пошёл пешком. На дороге его нагнал конный офицер - тоже на прогулку отправился. Что там дальше было - непонятно, видно, офицеру покуражиться захотелось, он Севера плетью и вытянул. Тот со злости выстрелил в воздух, конь взбрыкнул, пуля попала офицеру в голову и убила наповал.

– В воздух, - сказал Гарька.
– Случайно. Ага.

Они с Засувкой посмотрели друг на друга. Начштаба ухмыльнулся.

– Так или не так, а князя Салазариани отправили на каторгу. В Александровской каторжной познакомился с товарищем Арсением…

– С кем?

– Ты что, про Фрунзе не слыхал?
– удивился Засувка.

– А. Кто ж про товарища Фрунзе не слышал… Неужто они вместе бежали?

– Нет, Север раньше ушёл, в десятом. Товарищи добыли ему документы. До войны Ксаверий жил в Нижнем Новгороде, работал на наше дело. Жандармы долго не могли его сыскать, однако едва не добрались. К счастью, его вовремя оповестили о возникших подозрениях. Тут как раз началась германская. Север ушёл на фронт добровольцем, получил полного «Георгия», выбился в офицеры… а потом грянула революция. Тут уж царской охранке крышка вышла.