Красноармеец Горшечников

Бумага оказалась попорчена, и всё же парни смогли разобрать: «… Шмелёва… ликвидировать… повторяю: надлежит уничтожить любой ценой».

– Где нашёл?
– деловито спросил Улизин.

Гарька рассказал.

– Думаешь, комиссар потерял?

– Кому больше?

– К Лютикову идти бесполезно - мы его один раз уже взбаламутили, второй раз он нам не поверит. Позову Георгину. Пусть знает, с кем связалась, - Ромка умчался, топая и звеня своими замечательными шпорами. Через минуту вернулся, волоча за собой сердитую Георгину.

– Что тут у вас?

Гарька показал ей листок.

– С чего вы взяли, что это Север?
– сказала Георгина, выслушав его.
– В селе полно народу.

– Куда-то же он ходил, - возразил Гарька.

– Ты тоже ходил.

– Он следил за Севером!
– возмутился Ромка.

– Может, и Север за кем-нибудь следил.

Сказать на это было нечего.

– Не верю я ему, - попытался Улизин снова.

– А я верю.

– Когда он вернулся вчера?

– Откуда мне знать?
– Георгина покраснела.

Гарька замялся.

– Под утро, - сказала она неохотно.
– Уже светало.

– Сторожила, что ли?
– буркнул Ромка.

– Не спалось. Сам посуди, - Георгина присела на чурбачок, поправила лезущие из-под косынки пряди.
– Кто-то пускал сигнальные ракеты, подавая сигналы о нашем продвижении, так?

– Точно.

– Но комиссар был с нами. Ты сам его видел.

– Об этом я не подумал, - признался Гарька.

– Оно и видно, что не подумал. Разумеется, Ксаверий ищет врага - он за весь отряд в ответе.

– Стало быть, Ксаверий, - горько сказал Ромка.
– Ну-ну. Всё с тобой ясно.

– Что тебе ясно?
– вспыхнула Георгина.

– А то, что охмурил он тебя совершенно. Теперь тебе доверять нельзя!

– Ах ты…

– Так. Замолчите оба!
– Гарька стукнул по колену, прервав разгорающуюся ссору.
– Дело тёмное. На дядьку с волшебным глазом надеяться нечего - у нас такого нету. Надо действовать самим. Весь штаб Шмелёва должен прибыть со дня на день. Как приедут - сразу и доложим. А пока будем искать доказательства… - он взглянул на Георгину, - невиновности комиссара. Ты можешь обыскать его чемодан?

– Могу.

– Вдруг там ещё какие-нибудь письма…

– Но не стану, - Георгина отвернулась.
– Я не буду рыться в его вещах.

Гарька поставил шашку между колен, навалился на эфес грудью.

– Какие слова ещё найти, чтобы ты мне поверила?

– Нет таких слов, - Георгина вскинула подбородок.

– Тогда я сам посмотрю.

– Ничего ты не найдёшь.

– Вот и распрекрасно. Ты меня не выдашь?

– Нет, - покачала головой Георгина.
– Смотри только, сам не попадись.

* * *

В хате было пусто. Хмуров говорил с Фильченко, Лютиков отправился к шабленковскому комиссару.

Гарька глянул в окошко - Снейп умывался во дворе. На чурбаке лежал браунинг в мягкой кавказской кобуре. Север стащил гимнастёрку, бросил её туда же, кулаком пробил ледок в ведре и опрокинул его себе на голову.

Гарька поёжился и отскочил от окна, вытянул из-под кровати чемоданчик.

В чемоданчике не оказалось ничего примечательного, обычный скарб, как у всех. Гарька наморщил нос, бросил обратно комиссаровы подштанники и хотел уже отступиться, как вспомнил рассказы Георгины - большевики-подпольщики возили «Искру» за подкладкой чемоданов. Стал щупать - повезло!

Поддев ногтем старенький атлас, Гарька вытащил плотные прямоугольники фотографий. На одной - молодой дворянчик в опушённой мехом куладже, с кинжалом, привешенным к серебряному пояску, поверху - надпись «Пятигорск -1905»; на второй - тот же парень рядом с горбоносой дамой, схожей с ним до чрезвычайности.

Гарька глядел на снимок, не веря своим глазам. На единственной фотографии матери, которая хранилась в пыльном теткином альбоме, юная Лёля Ованесова прогуливалась под руку с этой дамой, в руках - кружевные зонтики, шляпы больше тележного колеса.

– Это сестрица моя с княгиней Салазариани, - гордо говорила тетка гостям.

Годы прошли, высушили лицо юного горца; исчезли тонкие усики, большой нос теперь торчал не так сильно, и всё же Снейпа можно было узнать без труда.

От волнения Горшечников забыл про осторожность. Гавкнула дверь.

Гарька обернулся - прямо в лицо ему смотрел браунинг. Амба Горшечникову: глаза комиссара были пусты, как чёрные револьверные дула.

– Р-развлекаешься?

Гарька рыбкой прыгнул под стол. Первая пуля ушла в толстую столешницу.

Гарька метнулся к двери. Второй выстрел - осечка. Снейп крутанул пустой барабан и отбросил бесполезное оружие. Гарька в ужасе рвал дверь на себя, она, как заколдованная, не хотела открываться.

Над головой просвистела и разлетелась о косяк крынка с простоквашей.

Гарька, сообразив, навалился на дверь и наконец-то упал в тёмные сени, вылетел из хаты, вытирая с лица густую простоквашу.

– Вот оно, оказывается, как мозги плавятся, - философски сказал Жорка Улизин.
– А мы тебе вчера не поверили, когда ты жаловался.

– Послушай Ксаверия - какие коленца загибает!
– сказал серьезный Федор, в самом деле внимательно прислушиваясь к отборному мату, нёсшемуся из-за двери.

– А это он по-каковски?
– удивился Жорка.

– Черт разберет. Осетинский, что ли...

Забористые коленца сменились злым гортанным клёкотом.

Простокваша подмерзала на волосах. Горшечников утёр её подолом гимнастерки. В первый раз за все бурные годы, что вертелся он в революционном круговороте, Гарька пожалел об оставленной мирной жизни.

– Вот это я называю «искать глубоко», - Георгина распахнула невинные глаза.
– Даже горшки проинспектировал, не поленился. В печную трубу заглянул?

– Потом поговорим, - Гарька показал глазами на бойцов, подтянувшихся поглазеть.

Затаённое веселье в глазах Георгины сменилось растерянностью. На крыльце показался злющий, как чёрт, комиссар.

– Чего вылупились?
– спросил он резко.
– Вам тут синематограф или кафешантан с голыми девками? Если заняться нечем, винтовки лишний раз почистите.