Кристальный пик

— Брешешь!

— Завтра поглядим. Полетишь на мне верхом вместе с сестрицей и сам узришь мое превосходство. В небе я не золото — я молния.

Солярис отвернулся в другую сторону и беззвучно передразнил брата, кривляясь. Если бы я собственными глазами не увидела это, внимательно наблюдая за всеми четырьмя, то никогда бы не поверила, что кто-то способен довести его до такого глупого ребячества.

Не знаю, сколько именно продолжался балаган, но к тому моменту, как он закончился, я успела доесть весь клюквенный мармелад и назло не оставила Сильтану ни крошки. Огонь, бирюзово-оранжевый от того, что его раздуло драконье пламя, мерно колыхался напротив моего лица. Запах сосновой смолы от него стоял точно такой же, как в городской бане, и я невольно подумала о том, как же здорово было бы сейчас посетить ее и хорошенько поскрести себя мочалкой после целого дня пути.

Тьма в пригороде Гриндилоу стояла плотная, как деготь. Неуверенная, что мне стоит просить Сола о помощи, — он все еще смотрел на меня, как на врага народа, забравшись на нижнюю ветку дерева вместо подстилки, которую занял Сильтан, — я решила, что справлюсь сама и достала из сумки огниво. Маленькое кованное кресало идеально помещалось в карман, и хотя рядом с драконом нужды в огне никогда не возникало, я догадывалась, что оно не будет лишним. Тем более, что для него, усовершенствованного Гектором по чертежам драконов, больше не требовался ни трут, ни камень — огниво загоралось само, если чиркнуть им по дереву.

Остальные уже успокоились, но каждый был занят своим делом: Мелихор рассматривала в руках карту Дану, перевернутую вверх-тормашками, Сильтан прихорашивался через отражение в карманном зеркальце, расчесывая золотую шевелюру моим костяным гребнем, а Кочевник кормил Тесею тем, что осталось от наших припасов на первый день, приговаривая, что она «слишком тощая и худосочная для таких путешествий». Хоть он и злился на сестру, но ни на секунду не переставал хлопотать вокруг нее, даже когда она надулась и уселась к нему спиной. Чтобы поскорее примирить их, я прошла мимо и втихую сунула Тесее еще один мешочек с мармеладом, только лимонным, а затем направилась в обход морошки на веяние прохлады. Там, где стояли топкие болота, обычно всегда прятался какой-нибудь зацветший ручей.

Конечно же, Солярис тут же спрыгнул с дерева и увязался за мной.

— Ты должна была спросить у меня разрешение. Узнать, согласен ли я разделить свою долю с братом и сестрой, — произнес он, как только кусты морошки сменили заросли вереска, и вместе те укрыли нас от любопытных глаз и слишком чувствительных ушей. Чем дальше от костра мы уходили, тем прохладнее становились, и вскоре я пожалела, что решила оставить свой плащ на подстилке. Темнота все-таки сомкнулась, и я потянулась за кресалом в карман, но Сол перехватил мою руку. Хоть я и не видела, но почувствовала, как он закатил глаза, прежде чем повести меня вперед туда, куда нужно.

— Разрешение? — Я хмыкнула, пробираясь через заросли шаг в шаг за ним. Мне никогда не нравилось произносить подобное вслух, но... — Я драгоценная госпожа. И в том, что касается блага моего народа, к коему относишься и ты тоже, я вольна сама принимать решения. Я не заставляла Мелихор и Сильтана следовать за нами — я лишь предложила. Да и неужели ты знаешь себя хуже, чем тебя знаю я? Ты бы ведь ни за что не примирился с их участием в нашем походе. Ты слишком заботишься о своей семье, Солярис, хоть и не желаешь признавать этого. А я забочусь о тебе.

В темноте раздался шумный вздох, и даже кожу обожгло жаром, до того Солярис злился. Но он молчал, а, значит, я была права. Так мы вместе прошли в полной тишине до края болот, где помимо них действительно протекал живой ручей, подсвеченный дремлющими светлячками. Потревоженные нами, те взмыли вверх светящимся облаком. Будто бы сияние звезд по лесу разлили — все тут же заискрилось, посветлело, и мы с Солярисом застыли, боясь снова потревожить природу. Его рука так и осталась лежать поверх моей руки, сжимая ее чуть выше запястья. Кваканье жаб, стрекот сверчков и дыхание листьев — все, что было слышно вокруг.

— Так, значит, ты притворилась, что тебе плохо? Соврала на счет сахарной болезни, да? — спросил Солярис.

— Да, — ответила я честно, и от звука наших голосов облако снова зарябило и потускнело, прячась обратно в траву и камыши.

— Ты просто невыносима.

— А ты безбожно упрям.

— Надо было все-таки тебя съесть.

— Да, надо было.

Держась за руки, мы вместе наблюдали за светлячками и за колыханием воды до тех пор, пока на лес вновь не опустилась темнота.

Больше никто из нас не произнес ни слова. Пока я умывалась, вычищала из-под ногтей грязь и терла шею, Солярис держался поблизости, но на таком расстоянии, что даже свечение светлячков, снова поднявшихся в воздух, больше не доставало до него. Однако по возвращению костру, он опустился на мою подстилку рядом и устроился на боку так, чтобы загородить меня, улегшуюся, от Сильтана. В отличие от Мелихор, свернувшейся калачиком на голой земле, как кошка, тот еще не спал. Передвинувшись под крону ясеней, он поигрывал на пан-флейте, которую, судя по звучанию, выменял у бардов на летнем Эсбате — только в Столице изготавливали флейты с такой низкой и тягучей тональностью.

Что там Матти говорила об искуплении вины перед мужчиной?..

Вместо того, чтобы обнимать меня и уютно урчать, погружая в сон, Сол лежал неподвижно и беззвучно, вытянув руки по швам. Может, он и признал мою правоту вслух, но явно с ней не смирился. Потому, заерзав, я устроилась на подстилке поудобнее и тем самым придвинулась к нему поближе. Прижалась бедрами к его бедрам, а лопатками к ключице, и слегка отклонила назад голову, чтобы губы Соляриса оказались на уровне моего уха.

По коже побежали мурашки.

— Что ты делаешь?

— А?

— У тебя комариные укусы чешутся или что? Чего ты об меня трешься? Извелась вся. Спи давай, у нас всего часа три до первых лучей осталось. Если и впрямь зуд мешает, то могу пойти и нарвать тебе лопухов.

Похоже, методы Матти работали только у самой Матти. Кровь прилила к лицу, заставив меня резко вытянуться на подстилке струной и стыдливо прибрать свои раскиданные конечности обратно, сгруппировавшись. В конце концов, у нас и впрямь было всего четыре часа на отдых — Сильтан выбил их нам со словами, что «перелететь через континент займет у него не больше времени, чем разбить куриное яйцо хвостом». Солярис согласился на такой риск не иначе как ради того, чтобы уличить Сильтана в чрезмерном хвастовстве, но на деле же он действительно нуждался в отдыхе. Едва голова Сола коснулась импровизированной подушки, сооруженной мною из походного мешка, как он тут же провалился в сон, все-таки перебросив одну руку мне через талию и приобняв в знак примирения.

Под тихое гудение флейты засыпать оказалось куда приятнее, чем под храп Кочевника, которого не вынесла даже Тесея: поворочавшись с боку на бок подле брата, она в конце концов встала и перебралась поближе ко мне. Я обняла ее тоже, поглаживая по спине, пока мы обе не заснули. В таких тисках, заботливых и теплых, да еще и под стрекот сверчков, сон обещал быть самым сладким на свете. Но Хагалаз предупреждала меня не зря — как нить, повязанная вокруг моего мизинца, принесет мне защиту, так она принесет и ночной непокой.