Кристальный пик

— Мераксель, — позвал ее Дайре повелительным тоном, сидя на своем троне с серебряной диадемой поверх русых кос, что смотрелась средь них, как монета в поле пшеницы. — Мераксель... Мама.

Он многозначительно повернулся к ней, стоящей по его правую руку. Мераксель, не выдавая и намека на раскаяние, только хмыкнула в ответ и вытянула руки по швам платья. Вечно юная ликом, но старая душой, она определенно напала на нас у границ Луга намеренно, а не случайно, как признала под давлением Дайре сквозь зубы:

— Смилуйтесь, драгоценная госпожа. Простите меня за столь ужасное поведение. Все люди моего сына сейчас на войне, сражаются с Немайном во имя вашего рода и вашей власти, потому я временно заменяю их и караулю внутренние границы. Каждый дракон, прибывающий в Дану, вносит свое имя в перепись населения. Потому каждого из них я знаю лично. Увидев дракона-чужака, летящего с севера, а не с востока, где находится остров, я решила, что это может быть одичалый из Диких земель... Такие прецеденты редки, но случаются. Не разобравшись в ситуации, я атаковала рефлекторно, дабы защитить владения сына. Каюсь за свою несдержанность, госпожа.

Несмотря на долгие объяснения и открытое признание вины, голос Мераксель оставался бесцветным, и не было в ней не только раскаяния, но и даже маломальского уважения, поскольку она так ни разу и не посмотрела ни мне, ни Солярису в глаза. Даже не поклонилась, как то велел этикет. Это можно было бы списать на ее неопытность в людских традициях, не проживай Мераксель в Дану уже больше двадцати лет. Неужто я настолько впала в ее немилость тем, что сорвала план Сенджу и не позволила сжечь весь людской мир дотла? А ведь это именно я простила ей ее коварство и распорядилась сохранить трон за Дайре, младшим из ярлового рода и незаконорожденным.

— Я также прошу прощения у вас от имени своего туата, драгоценная госпожа Рубин. Отрадно видеть, что вы не пострадали. Клянусь четырьмя богами, подобное произошло в первый и последний раз. Мераксель больше не будет патрулировать границы и займется работой сенешаля, дабы раз и навсегда запомнить свое место при дворе. Ведь кем бы человек не приходился ярлу, это не дает ему права нападать на его гостей, верно я говорю, матушка? — произнес Дайре сухо, косясь на мать с недовольством, но без того жестокого укора, который она заслуживала. Скорее всего, наказывал он ее для наглядности, дабы этим не занялась я по праву и по полной строгости. — Итак... Если конфликт можно считать улаженным, позвольте мне посвятить вас в курс дела относительно нашего текущего военного положения, драгоценная госпожа. Как мы и договаривались, ярлксона Ясу успешно удерживает Немайн с юга, в то время как с востока мои хирды...

— Я здесь не за тем, чтобы говорить о войне, — прервала Дайре я несколько смущенно, понимая, как странно, должно быть, это выглядит, когда королева, чьи земли пытаются отнять, беспокоиться вовсе не о них.

Дайре явно подумал о том же самом, оттого и замолчал так резко, неловко заерзав.

— Хм... Зачем же вы прибыли в Дану, госпожа? Снова держите путь через Луг в Сердце?

Я прочистила горло и сделала шаг вперед, оставляя Соляриса у дверей, где он держался невзрачной, но физически осязаемой тенью. Троны ярлов не имели таких изысков, как трон королевский, и всегда были меньше в размерах. Тем не менее, трон, на котором восседал Дайре, все равно выглядел внушительно, установленный на платформе с пятью ступеньками и вырезанный из каштановой древесины. С желто-кремовых стен на нас взирали фамильные гобелены, а зеркальные колонны, — точь-в-точь как в моем замке, — зрительно расширяли пространство, из-за чего зал казался бесконечным в длину и высоту.

Так же, как за моим троном, за троном Дайре возвышалась статуя из нефрита, но была то не Великая королева, а Королева-мать, как прозвали саму Дану за ее мягкое сердце и большое семейство, насчитывающее столько же родных детей, сколько приемных. В одной руке статуи лежала раскрытая книга, а в другой — новорожденное дитя, примыкающие ртом к обнаженной материнской груди. Короной ей служили птичьи крылья, растущие откуда-то извне, явно не принадлежащие ей, но оберегающие.

Крылья Совиного Принца — покровителя востока, хитрецов и мудрецов, знаний и искусства. А теперь еще и моей жизни.

— Вообще-то в этот раз Луг и есть наш пункт назначения, — произнесла я, закончив бегло осматривать зал и остановив взгляд на Дайре. С каждым моим словом он, скучающе подпирая рукой подбородок, приобретал все более оживленный вид, а затем и вовсе подался ко мне с трона, когда услышал: — Сегодня последний день летнего Эсбата, и в лесах вашего туата есть кое-что, что нам надо отыскать до того, как этот день закончится.

Дайре понимающе кивнул и поднял руку, жестом веля Мераксель покинуть зал и оставить нас наедине, но Солярис, прежде молчаливый и неподвижный, быстро пересек зал и встал со мной на одной линии. Его дыхание, раскаленное солнечным пламенем, томящемся в груди, обожгло мне ухо.

— Пусть останется, — прошептал он. — Мераксель знакома с моей матерью. Они ровесницы. Ей больше двух тысяч лет...

«И она может знать что-то, чего не знают люди», — закончила я за Соляриса мысленно и повторила жест Дайре рукой, чтобы Мераксель, уже спускающаяся вниз по ступенькам платформы, остановилась.

— Все в порядке, — сказала я нарочито мягко, дабы не вызвать подозрений. — Ваша мать может остаться. Я доверяю вам, ярл Дайре, а, значит, доверяю и вашей матери, даже если иногда она поступает... импульсивно.

Удивление было первой искренней эмоцией, которую я увидела на лице Мераксель за все это время. Неуверенно оглянувшись на сына, а затем снова на меня, она неуверенно поклонилась и вернулась на свое место подле трона. Ее сиреневые волосы, напоминающие фиалковые соцветия, — один в один того же оттенка, что и глаза, и чешуя, — лежали плащом за ее спиной и прикрывали вырез на юбке благородно-синего платья, струящегося в пол. Такого же цвета был и кафтан на Дайре, расшитый плетенными орнаментами, в изгибах которого угадывались очертания драконьих хвостов, и даже его штаны, покрытые эмалью, как доспехом. Я вдруг поняла, что ни разу не видела Дайре в традиционном пурпуре Дану, сколько бы раз мы не встречались. Даже дома он не носил его, будто, переняв здесь власть, одновременно отрекался от нее.

— Если вы так желаете... — сказал Дайре с ноткой сомнения, наклонившись к нам и вперив оба локтя в колени. — Я слушаю.

Пускай я сомневалась в верности Мераксель, думать о безопасности и отказываться от помощи существа, чья голова умещала в себе больше знаний, чем все библиотеки Круга вместе взятые, было сейчас для нас непозволительной роскошью. Потому, набрав в легкие побольше воздуха, я собралась с мыслями и начала свой рассказ.

Занял он гораздо меньше времени, чем я ожидала. Дайре с Мераксель незачем было знать такие подробности, как мой поцелуй с Селеном или даже то, кем он являлся и чего хотел от меня на самом деле. Поэтому, ограничившись тем, что Красный туман вернулся, и что мне нужно отыскать Кристальный пик ради предначертанной встречи с Совиным Принцем, я перешла к истории моей матери, побывавшей в сиде, и закончила старой сказкой о колодезных вратах в Надлунный мир.

«Мир тот совершенно не похож на человеческий», — принялась описывать я воодушевленно, взывая уже не к сказке, а к собственным воспоминаниям. «В нем полно причудливых растений и еще более причудливых зверей. Он сияет, как звезды, и нет в нем неба, потому что сам сид это небо и есть — не существует ничего выше него и прекраснее». Удивительно, но я и впрямь хорошо помнила, как выглядит Надлунье. Забыла часть напутствия Принца, но только не сияние золота в его волосах и траве, поющей голосами птиц. И пускай я видела все это во сне, близком к смерти, но я видела. Все это было взаправду. Значит, Надлунный мир действительно существует, и в него можно попасть.