Кристальный пик

— Ну так что? — спросила я сразу, не в силах выдержать паузу даже ради того, чтобы Дайре с матерью переварили услышанное. К тому моменту, как я закончила свой сказ, солнце за стрельчатыми окнами стало чуть ближе к землям Дану. Миновал полдень. — Слышали ли вы нечто подобное о своих краях? Подскажите ли, где нам искать спасение?

Дайре и Мераксель переглянулись. Они оба внимали мне добросовестно, не отвлекаясь, но никто из них не выглядел так, будто знал, о чем идет речь. Их затянувшееся молчание отозвалось во мне разочарованным вздохом: похоже, мы только зря потратили и их, и свое время.

— Драгоценная госпожа, позвольте уточнить... Вы прибыли в Дану, потому что вас направила сюда старая одичалая вёльва, живущая в Рубиновом лесу, где все кровью истекает и где нет ни людей, ни живности? — спросил Дайре той самой полуехидной-полувежливой интонацией, которую я так ненавидела в нем. — Вы ведь понимаете, что Трехмирье, на котором якобы стоит наш туат, это всего на всего еще одна красивая сказка? Как и та, что о колодце и упавшем в него пастухе, вернувшемся из сида с охапкой яблоневых листьев, что стали золотом. Сказ везде есть сказ, госпожа. Все весталки знают что-то, что заставляет детей верить, будто с ними тоже может приключиться чудо. Вы ведь тоже не способны взрастить из себя пшеницу, как то сделала ваша прародительница Дейрдре, верно?

— Не способна, — признала я, сцепив руки замком на груди. — Но и моя мать, королева Нера, вовсе не героиня какого-то там сказа. А я точно знаю, что ей довелось побывать в сиде, ведь только благодаря этому мы и спасли весь мир полгода тому назад. Как я уже сказала, она встретилась с Совиным Принцем во время охоты в лесах Луга...

— Холмов в Дану пруд пруди, госпожа, весь мой туат стоит на них. Наши родители могли охотиться где угодно. В летописях о таком не пишут, потому я и не могу ничем помочь вам, даже если все было именно так, как вы говорите.

Несмотря на официозный тон, которого мы оба придерживались, на его роскошный наряд и важную позу на троне с идеальной осанкой, Дайре даже сейчас не изменял своему внутреннему мальчишке. Не стеснялся показывать усмешку и смотрел на нас с Солярисом, как на детей, притащивших к нему кукол и попросивших их оживить.

— Когда-то и драконий остров был для людей с континента всего лишь сказками, — проронил вдруг Солярис у меня за плечом. — Однако ваши торговцы толпами туда попадать умудрялись...

— Они попадали туда по морю и небу, — развел руками Дайре. — Не через колодец ведь.

Пятнистая кошка, уже пять минут крутящаяся у него под троном, протяжно мяукнула, выпрашивая ласку. Дайре улыбнулся и свесил с подлокотника трона руку, почесывая ее по спинке, из-за чего на какое-то время кошачье урчание стало единственным звуком в тронном зале, нарушающим мрачную и душную тишину.

— Мераксель, может быть, тебе есть, что сказать? — осведомился Дайре, глянув на мать.

Та покачала головой.

— Нет.

— Тогда я могу расспросить своих братьев, — предложил Дайре затем, немного подумав. — Один из них сейчас как раз разбирается с переписями и трактатами, оставленными после отца... Быть может, они смогут подсказать вам путь. Но это займет некоторое время.

Я промолчала, решив не напоминать, что времени у нас как раз-таки и нет. Чего толку от этих напоминаний, когда все знания, которые хранили о Надлунном мире люди, умещались в пару детских сказок? И даже Мераксель, чей возраст исчислялся тысячами лет, выглядела растерянной. Только проводила нас вялым наклоном головы, когда мы с Солярисом поблагодарили Дайре за гостеприимство и, договорившись, что выдвинемся из замка через час, покинули тронный зал ни с чем.

Как только двери из витража захлопнулись за нашими спинами, Солярис тут же произнес:

— Мераксель знает.

— Что знает?

— Где находится сид.

Сол никогда не был склонен делать поспешные выводы, поэтому если и говорил нечто столь серьезное, то был уверен в этом наверняка. Он много молчал и еще больше огрызался, но зато внимательно слушал и так же внимательно смотрел. В этом и таился главный его талант. Лично мне ничего не казалось подозрительным в поведении Мераксель: ее отстраненный и безучастный вид было легко списать на отсутствие интереса к людским делам и пренебрежение ко мне, а косые взгляды в сторону сына — на страх за то, что он вызовется отправиться вместе с нами. Однако Солярис думал иначе. И, как лишь человек способен понять другого человека, так и лишь дракон был способен узреть истинные помыслы дракона.

— Ступай, — сказал Сол мне, стоя посреди коридора, где солнечный свет, проходя сквозь витражы, расписывал стены виноградными лозами цвета вина и девичьего румянца. — Я поговорю с Мераксель.

— Солярис...

— Доверься мне, ладно? Мы ничего от этого не теряем. Подумаешь, еще раз за бок укусит. Сегодня мы обязательно попадем в сид, Рубин. Я ведь обещал тебе. Так что иди и собери остальных. Встретимся через час возле главных ворот. Будет здорово, если ты и Сильтана заодно отыщешь. Мне неспокойно за местных девиц и шкатулки с украшениями, когда он без присмотра где-то гуляет.

Раньше у меня не было поводов сомневаться в Солярисе. Не возникло их и сейчас. Я кивнула и поморщилась, когда он вновь погладил меня по косам, которые Тесея только-только переплела мне перед визитом в тронный зал. Будто бы для него других выражений нежности не существовало, не то, что поцелуев!

Когда я возвратилась в чертоги, расположенные на другом конце замка, где балконы выходили на побережье и пенное синее море, меня ждал подозрительный покой. Мелихор плескалась в ванной за ширмой, напевая какую-то драконью песнь на молитвенный мотив, а Тесея дремала на груди сопящего Кочевника, занявшего собою всю постель. Последних я решила не беспокоить: вплоть до самого Луга Тесея жаловалась на волчий вой и бессонницу, которую тот вызывал, а теперь в кои-то веке спала крепко и сладко. Потому я попросила Мелихор подсобить и покликать старшего златокрылого братца, от которого не было ни слуху ни духу с тех пор, как мы переступили порог замка, а сама занялась сборами.

Собрав вещи, разбросанные по пустующим алтарям и широким подоконникам, залитым толстым слоем свечного воска, я отмыла броню Соляриса от запекшейся крови при помощи старой обувной щетки и сложила ту на сундуке, чтобы он точно ее заметил. Затем я отправилась на кухню. Повара явно не признали во мне королеву, — разве станет она расхаживать в мужской одежде и без драгоценностей в волосах, да еще и сама выпрашивать съестное? — но щедро снабдили целым мешочком орехов, головкой козьего сыра и целым куканом засоленных карасей. Мне даже удалось раздобыть бурдюк с пряным вином и наполнить до краев все наши фляги чистейшей родниковой водой, брызгающей из питьевого фонтана на улице, прежде чем я, вспотевшая, но довольная, выдвинулась обратно.

— Люблю кошек. Мало того, что теплые и пушистые, так еще и не шумят, в отличие от собак, да и не обманывают, как люди.

Меньше всего я ожидала, что Дайре оставит свои дела, — тех, наверное, было у него навалом в конец летнего Эсбата и разгар войны, — и будет караулить меня на подходе. Он подпирал собой дверь в гостевой чертог и игрался с одной из кошек, рыжей, как облепиховое варенье, и действительно несуразно пушистой, точно зимняя шапка из кролика. В его руке позвякивал оловянный колокольчик, привязанный к нитке, которым Дайре раскачивал из стороны в сторону, заставляя кошку неповоротливо кувыркаться на полу. В этот момент серебряная диадема полноправного ярла в его волосах и дорогой наряд с искусной вышивкой, подчеркивающие высокий статус ярла, казались не более, чем шуткой.