Кровь боярина Кучки

–  Здрав будь, половецкий князь!
– поясно поклонился Род.
– Здрава будь, княжна.

Ему не ответили. Сантуз подслеповато вглядывался в него, заложив изюм за щеку.

–  Ты, русский боярич, был у Тугоркана объездчиком?
– спросил наконец Сантуз.

–  Приходилось объезжать коней, - наклонил голову Род.
– Был табунщиком.

–  По-нашему хорошо говоришь, - ещё более округлил лунообразный лик князь, - Велю тебе сейчас изловить игренюю кобылицу.

Это было как удар грома.

–  Не поставь во грех, князь, вряд ли я изловчусь такую кобылицу поймать, - как можно учтивее молвил Род.

Говоря это, он спрашивал себя: кто указал на него Сантузу и с какой целью? Сам половецкий властитель выглядел невинным искателем развлечений. Ясно было, что перед тем он и понятия не имел о пленнике Тугоркана. Неужели отец Итларя вознамерился одним махом покончить с приставаниями сына и коварно погубить яшника? Нет, даже непроницаемое лицо его выдавало недовольство происходящим. Тем более непричастна ко всему этому Текуса. Они видятся впервые. И тут из-за княжеского плеча проглянула шакалья образина хана Кунуя. Он был весьма доволен.

–  Выполнишь что велю - завтра домой поедешь. Суздальскому Гюрге отвесишь ба-альшой поклон, - улыбнулся князь.

–  Боюсь не совладать, - чистосердечно признался Род.

–  Тогда последнюю в твоей жизни пиалушку арзи получишь в награду, - по-прежнему улыбался князь.

–  Хмельного не пью, - понурился пленник.

–  Значит, первую и последнюю, - уточнил Сантуз.

Текусы с ненавистью глянули на хана Кунуя. Тот заметно поёжился.

–  Ах, я перехвалил его, - попытался злыга дать задний ход.

–  Посмотрим, посмотрим, - плотоядно кинул в рот очередную изюмину князь.

–  Я прошу… - вновь вмешалась Текуса. Мелодичный голосок её зазвучал неприятно, как перетянутая струна.

–  Юная мудрость достучится ли до мудрейшей старости?
– утробно пробормотал Тугоркан, не размыкая маленьких глаз.

Сантуз замахал руками:

–  Сегодня праздник. Не надо спрашивать мудрость. Уместнее легкомыслие. Вот и меня посетила блажь: хочу, чтобы этот юноша… Напомни-ка твоё имя, - обратился он к пленнику.

–  Родислав Гюрятич Жилотуг.

–  Покороче.

–  Род.

–  Я хочу… Ну просто желаю, чтобы Род поймал кобылицу. Поймал и смирил. Дайте ему укрюк. Найдите самого вихревого коня.

Тугоркан отвернулся. Княжна потупилась. В глазах хана Кунуя прыгали бесенята. Княжеская обережь готова была пуститься в поиски. Род остановил воинов:

–  Не нужен конь. Не нужен укрюк.

Все воззрились на него с удивлением. Даже Тугоркан. Даже княжна.

–  Как?
– подскочил Сантуз.
– Пешим? Голыми руками? Ты глумишься над нами?

–  Пусть дадут мне кожаное ведро с ключевой водой, - велел Род.

…И вот уже далеко позади бараньи ароматы, кибиточный скрип и весь тысячегорлый хурултай. Род идёт по ржавым лишайникам, и слепящее солнце плещется в его кожаном ведре. До чего же воздух горяч! Даже молодое крепкое сердце требовательно стучит о грудную клетку, жаждет нескольких глотков свежести. Бок земли, по которому движется он букашкой, пахнет и смотрится опалённым вепрем. Дурно лесовику в степи. Ни тени, ни ручейка. Даже горла сусличьих нор усохли, осыпались, словно нежилые. Ни одна тварь не укусит, не попадётся на глаза - такое пекло! И страх охватывает, что он - единственное ещё не сгибшее существо в этом необозримом пространстве.

Нет, не единственное. Далеко в гнедом мареве движется ещё одна точка. Вот они сходятся медленно-медленно - кобылица и юноша, свободная и раб. Она ищет капли влаги в старческих трещинах земли. Он несёт эту влагу. Он для неё не страшен. Сторожкий глаз ухватил: он не вооружён арканом. Просто встретились в голом раскалённом пространстве человек и животное. Им нет друг до друга дела. Он приостановился. Она даже не отбежала. Стоят, каждый занятый своим, на расстоянии дострела стрелы. Вот он поставил ведро и присел отдохнуть в сторонке. От ведра далеко пахнет влагой. Ноздри Катаноши дрожат. Она ржёт и делает шаг к ведру. Род смотрит на неё приветлива. Он не враг, не табунщик, не укрючник. Он водонос. Катаноша истиха приближается к ведру. Белёсая чёлка над вопрошающими глазами, белёсая грива с отмётом, а вся сама - как раскалённый сосуд. Ей дела нет до водоноса. Но он встаёт. Шагнул раз, другой. Ведь она приближается к его ведру. Уже почти у ведра Катаноша и Род долго всматриваются друг в друга. «Разреши мне попить?» - «А ты меня не боишься?» - «Я в степи всех людей боюсь. Сейчас жажда сильнее страха. Что тебе нужно от меня?» - «Подойти и подружиться с тобой».

– «Люди и кони - не друзья, а господа и рабы». Человек улыбается и подходит ближе… Она уже у ведра, а он в двух шагах. Она уже пьёт, а он берет в руку поводья уздечки. Но теперь её ничем не оторвёшь от воды. Катаноша пьёт жадно и громко. Род гладит её холку другой рукой. Потная кожа кобылицы дрожит. «Не мешай! Дай допить!» Воду всасывают распалённые губы уже с самого дна. Маленькое ведро!

Неожидан и ловок прыжок седока. Непривычная ноша не тяжела, просто неприятна, как всякая ноша. Любые ухищрения хороши, лишь бы её стряхнуть.

Род прилип к Катаноше руками и ногами, всем туловищем. Они вместе летали ввысь, в стороны, уносились неведомо куда, бессмысленно кидались назад. Род стал диким конём и скакал без смысла, без удержу, отбивая чечётку на земной груди копытами Катаноши.

Вся женская выдумка была пущена в ход и не вернула Катаноше свободу. На помощь пришло коварство. Когда кобылица нежданно прянула оземь, чтоб покататься на спине и раздавить наглого обманщика, Род успел вовремя соскочить, но не отпустил поводьев. Она рванулась и впервые почувствовала его необыкновенную силу…

Он увидел вдали заросли ханьги, учуял, что как раз за ними Уру-Сал и Кара-Сал слились в одну реку Сал, которая вдоволь напоит его с Катаношей. Водком он повёл кобылицу к большой реке, и они напились.

Чуть поодаль от берега жила лучезарная жёлтая лилия-кувшинка. Лепестки её так и просились в руки. Пришлось согнать с них шмеля и взять себе этот символ жизни.

Уже выкупанная, Катаноша понюхала на берегу мокрого своего господина и позволила оседлать себя. Так свободная впала в рабство, а невольник обрёл свободу.

Солнце, сидя на земле, смотрело с одной стороны, а тысячи зрителей с другой, когда всадник на игреней кобыле промчался полем половецкого хурултая. Солнце побагровело и вжалось в землю, восторгу зрителей не было конца. Вот Катаноша передана в Чужие руки, а Род взошёл по крутому проходу в княжеский шатёр.

–  Ты свободен, отчаянный суздалец, ты свободен!
– в исступлении бил себя по ляжкам Сантуз.

–  Все так, все так, - едва кивнул Тугоркан на вопрошающий взгляд своего невольника.

Хан Кунуй исчез.

Текуса молча приняла дар победителя - большую жёлтую лилию. Лишь угольковые глаза впились в юношу, скрывая изо всех сил таившиеся в глубине их чувства. Должно быть, она радовалась его успеху.

–  Прошу, побудь с нами до конца хурултая, русский боярич… боярич, - Сантуз трудно вспомнил незнакомое имя, - Род?

Освобождённый пленник наклонил голову.

На оставленном месте в средних рядах Род нашёл Чекмана. Куда запропастились Итларь и Кза?

–  Фу-ух!
– встретил его княжич.
– Один день знаю тебя, дорогой, а моё сердце по твоей милости стало калекой. Как ты обратал эту дикую стрекозу?