Кровь боярина Кучки
Шрифт:
2
В чужих хоромах не расположишься по-домашнему. Изволением князя Гюргия Род был помещён в тереме покойного Ивана Гюргича, что поблизости от княжого дворца. Привёл его Полиен, живший здесь со своим господином до отъезда в Новгород-Северский. Роду предстояло дождаться, пока младшие Гюргиевы сыновья, Борис и Глеб (видимо, названные в честь первых русских святых), привезут тело старшего брата для похорон в Суздаль. Он бродил по осиротевшим теремным палатам и переходам, слушая тишину. Мрачная, потерявшая хозяина челядь прислуживала ему. Один более-менее короткий знакомец был у юноши в Суздале - Короб Якун. Но с большим придворным боярином не пообщаешься
Тесный, суматошный Суздаль не располагал к прогулкам по узким уличкам. Единственный раз Род покинул Иванов терем с целью подыскать в торговых рядах пуговицу для кафтана, оборванную в пути.
День был истинно летний, знойный. За красными рядами на площади алел полотняный шатёр. Взобравшись на бочку, мужик, одетый боярином, что-то кричал собирающейся толпе. Он указывал на шатёр, откуда лилось разухабистое пипелование [333] .
– Что это?
– спросил ещё малосведущий в городских делах лесовик и воин у разбитного торговца пуговицами.
[333] ПИПЕЛОВАНИЕ - игра на музыкальных инструментах.
– Скоморошня, али не видишь? Палата потешная.
Род протиснулся сквозь толпу.
Ряженный боярином скоморох в красном колпаке вместо гор латной шапки распевно выкрикивал:
Глядите действо в праздник и в будни О муже-рогаче и подружии-блудне!Род взошёл в шатёр вместе с охочими зрителями. Когда занавесь над помостом взлетела вверх, взорам открылись два скомороха в бабьих личинах. Как явствовало из действа, это были сводница, хозяйка дома, вдова Проскудия, и боярская жена Мамелфа, прибывшая к своей знакомице якобы погостить.
– Были бы хоромцы, будут и знакомцы, - ехидничал из-за занавеси скоморох, поясняющий действо.
– Ах, - ворковала тем часом Проскудия, распаренная после бани, - вечор меня зеленушка уползал, уёрзал и спать у клал, - хвалила она будто бы банный веник, а намекала на нечто более щекотливое, ибо сведущие зрители с удовольствием хохотнули.
Вдова-знакомица оказалась и завзятой знакомщицей. Вот вошёл в покой местный князь Силан. И Мамелфа, видимо уже знавшая его через Проскудию, заегозила на своём табурете…
А в следующей картине княгиня Нунехия, оставленная в загородном дворце, изливала в песне тоску с высокой теремной башни:
Свети-ка, светел месяц, во всю темпу ночь! Чтобы видно было, куда мил пойдёт. Пошёл, пошёл миленький вдоль улицы новой, Зашёл, забрёл миленький от края в третий двор, От края во третий двор ко вдовушке в дом…В этом вдовушкином доме, сразу же приведшем Роду на ум гнёздышко Медорады, расцветало пышным цветом зазорное, краденое счастье. Скоморох из- за занавеси песенно пояснял:
Чужая жена да вот догадлива: Ложится спать под окошечком, Открыла окошко понемножечку. Молвила словечко потихонечку…Уворованное непрочное счастье разрушила хитрая прислужница Мамелфы Фивея. Подозрительный муж боярин Спевсипп
наказал девке следить за женою в гостях и - чуть что - послать весточку. Его сообщница не замедлила известить о тайных свиданиях Силана с Мамелфой. И вот в доме вдовушки разыгрывается душераздирающая сцена, после чего муж-рогач увозит подружию-блудню домой. Уж там-то ждут её скорый суд и расправа. Скоморох из-за занавеси поёт: Пришли домой - рассвело. Высок терем затворён. Ревнивый муж за столом, а плёточка на столе. Жена млада на полу, повесила голову, Повесила голову на правую сторону…Тут настигла беда и самих скоморохов. Вне шатра вдруг зазвенело оружие, загремела грубая брань. Столбы, поддерживающие полотняный свод, зашатались и рухнули, накрыв гостей и хозяев действа тяжёлой материей. Род, выпрастываясь из свалки, без труда разорвал над собой полотно и оказался под солнцем на свежем воздухе. Кмети расправлялись с беспомощными людьми, спелёнатыми шатром. Род вырвал алебарду у наиболее заядлого избивателя, а самого отшвырнул. Княжьи люди набросились на него, да быстро смекнули, что не на того напали.
– Ты кто? Ты кто?
– орал их старшой.
– Боярин Жилотуг к твоим услугам!
– бросился к нему с чужой алебардой Род.
– Окстись, боярин!
– остудили его.
– Мы правое дело делаем. По приказу. У государя наследник умер, а тут потешествуют…
Род опустил оружие. Стыдно стало, что оказался свидетелем потешного действа, словно бы позабыв о смерти Ивана Гюргича. Уходя прочь, он увидел в сторонке того самого скомороха, что так затейно вёл песенный ехидный рассказ из-за занавеси.
– Неужто не знали о княжом горе?
– подошёл к нему Род.
– Уж нам ли все знать да ведать!
– вздохнул избитый.
– Мы нынче только из Красных сел.
– Из Кучкова? Постой, - тщетно пытался остановить его Род. Скоморох удалился.
Значит, в Красных сёлах Кучкин позор известен. Род заподозрил, что теперешний разгром скоморошни велено было сотворить не столько из-за княжого горя, сколько из-за княжой рассерженности. Уж слишком прозрачны намёки на подлинные события в Суздале. Имена лишь слегка переиначены: Амелфа - Мамелфа, Вевея-Фивея… А суздальские обыщики сноровисты не менее Дружинки Кисляка из Кучкова. Всё в точности мигом донесли кому следует, не замедлили.
Одиноко бродя по печально-тихим Ивановым хоромам, Род думал о Вевее. Глупьём или с каверзным умыслом она сообщила им с Полиеном, где отай [334] находился князь? Знала ведь, что и Кучка там вот-вот должен появиться. Стало быть, умышляла каверзу. Как он поначалу обрадовался Вевее и как теперь презирал её!
Мысли его поспешно перенеслись к Улите. Сосредоточенно глядя из высокого растворенного окна в небесную пустоту, он увидел свою ненагляду в её одрине. Зелёные глазки боярышни выдавали крайнее беспокойство. Наливные щёчки обагрил тревожный румянец. Что она делает? Укладывает девичьи наряды в кожаный короб… Куда собралась?
[334] ОТАЙ - секретно,
Мучимый пустыми догадками, Род ободрял себя тем, что сразу же после княжеских похорон простится с Суздальским Гюргием и наконец-то уедет в Кучково.
Тело Ивана привезли к следующему утру. И начались мрачные плачевопльствия. Каменного гроба не открывали. Видимо, спустя много времени труп выглядел нелепно [335] . Перед гробом вели коня, несли стяг. Княжеская семья, бояре и гриди шли в плачных одеждах и черных шапках. В церкви у гроба установили копье. День был жаркий, а панихида долгая, и в подсвечниках от духоты гасли свечи.
[335] НЕЛЕПНО - неподобающим образом.