Кровь в его жилах
Шрифт:
— Александр…
Он тут же оказался рядом, а она вновь не почувствовала, как он шагает кромежем.
— Да, Вета? Я рядом. Если что-то нужно…
— Домой… — Она поправилась: — В больницу.
Он не стал спрашивать, что за неприятности обрушились на неё. Он слишком доверял ей. Только бы не подвести его.
Глава десятая
Саша признается в любви
Утро в больнице всегда суетливое: носящиеся медсестры, быстро наводящие порядок санитарки, стоны просыпающихся тяжелых больных, термометрия, спешный обход палат дежурным врачом, порошки и процедуры, потом уже размеренный обход лечащим врачом, в окружении других докторов. А потом… Потом скука и ничегонеделание. Правда, Светланино ничегонеделание скрасил краткий визит Александра сразу после обхода. Саша снова пришел с белыми астрами, в этот раз выбрав другой сорт: с плотными, округлыми лепестками и пряным, дымно-сырым ароматом. Наверное, еще пара
Потихоньку, неспешным шагом, под одобрительным взглядом Владимира — именно он сегодня охранял Светлану, — она делала круг за кругом по коридору. От одного торцевого окна до другого. Мимо медицинского поста. Мимо приоткрытой двери ординаторской. Мимо плотно закрытых дверей перевязочной и операционной. Мимо палат. И снова: одобрение на лице Владимира, осуждение — у дежурной медсестры, неприкрытое удивление — у Авдеева. На восьмом круге Светланы он все же вышел в коридор и громким голосом велел пациентке Богомиловой вернуться в палату и до полдника больше носа не совать в коридор. Светлана была с ним согласна — ноги уже подгибались от слабости, а больничная сорочка прилипла к спине из-за пота. Зато голова не кружилась и не болела, как последние дни. Ничего, Светлана сейчас пообедает, чуть-чуть отдохнет и снова начнет штурмовать коридор. И, может быть, даже лестницу. Надо восстанавливать силы: на службе никто из нежитей, которые, к счастью, в Суходольске все же были редкостью, не дадут передышку в поединке.
Лестницы после отдыха оказались вполне покладистыми — когда Светлана спускалась вниз. Подниматься вверх оказалось труднее, и тут спас кромеж, которым Светлана сократила путь до своей палаты. Спускаться снова на первый этаж она не решилась. Лестницы — это изысканное развлечение и пытка на завтра. Сегодня хватит и коридора — после ухода Авдеева из больницы, конечно, чтобы больше не нервировать хирурга.
Планы неожиданно рухнули, когда Светлана, заметив, как на улице стало смеркаться, готовилась к тренировке, потуже затянув корсет. В палату внезапно влетел встревоженный Авдеев. Быстро уточнив про самочувствие Светланы и даже не осмотрев её, он спросил, не будет ли она против, если её выпишут из больницы сегодня? Она, конечно же, против не была, только осторожно уточнила причину спешки — все же Авдеев был слишком возбужден. Он уже в дверях, явно мысленно решая, кого еще можно выписать, обернулся:
— Пожар в синематографе «Жемчужина Идольменя». Ждем много пострадавших…
Последнее он мог бы не добавлять. Пожары в электрических театрах были не редкостью — целлулоидная пленка самопроизвольно воспламенялась даже от жара работающего проектора. Ей и искры не требовалось. Гасла же пленка только полностью выгорев. Затушить её можно было только магией. Именно из-за самовозгорания пленки все новые электрические театры выносили синемапроекторы в отдельное помещение, защищая залы со зрителями негорючей стеной. «Жемчужина Идольменя» была старой постройки и никогда не подвергалась реконструкции. Там будки механиков располагались прямо в зрительных залах, каждый на двести зрительных мест. А в городе из магов только незнакомый Светлане коллежский асессор Даль, Александр и она сама. Не задумываясь, она накинула на плечи шинель и провалилась в кромеж. Вот она, неожиданная проверка её вчерашних рассуждений: что будет, если кромешник сталкивается с огромным пожаром? Выгорание, смерть от истощения или все же победа над огнем? Хотя в театре горел не светоч, а целлулоид.
Обычно сонный Суходольск было не узнать. На площади перед горящим синематографом яблоку некуда было упасть: пожарные, полицейские, жандармы, обгоревшие, задыхающиеся посетители театра и актеры труппы, выступающие перед сеансами, многочисленные зеваки — подобного зрелища в Суходольске отродясь не бывало. Невыносимо воняло гарью. Едкий дым, валивший из немногочисленных окон театра, окутал все — вчерашний ветер стих. Кое-где пробивалось открытое пламя прямо через крышу. Снег шипел, таял, покрывался черной коркой горького пепла. Стонали пострадавшие,
кричали горожане от избытка чувств, заглушая крики о помощи с верхних этажей театра, пытались перекричать друг друга и толпу пожарные и полицейские. Звенели колокола на пожарных магомобилях, прочно вставших в пробке. Им вторили санитарные машины, пытаясь подобраться ближе к театру. Кто-то из неравнодушных горожан под руководством дворников и городовых оттаскивал прочь заграждавшие проезд магомобили посетителей электрического театра — площадь была маленькой, и парковочных мест всем не хватало. Многие зрители оставляли магомобили, где хотели, и теперь пожинали плоды своей безалаберности.Нигде таинственного коллежского асессора Даль видно не было. Светлана даже не знала: водник он, огневик или универсал. Сюда в провинцию сильных магов не отправляли. Светлана искала глазами Сашку в кричащей толпе и не находила. Кажется, ей самой придется остановить пожар. Хорошо еще, что толпа была увлечена пожаром и не замечала, как нелепо выглядит Светлана: в шинели поверх халата и с голыми ногами в больничных тапках. Она понимала, что князь Волков столько народу не сможет прогнать через магическую клятву неразглашения. И баюши нет. Значит, все же будет жить, как Елизавета! Сейчас хотя бы не глупо выдавать свою тайну, в отличие от вчера.
И тут Сашка все же нашелся. Он стоял в своем черном мундире почти в центре площади и кольцо из любопытствующих горожан вокруг него становилось все шире и шире — никто даже ради самого редкого зрелища на свете не захочет стоять рядом с кромешником.
Тьма широкой, стремительной рекой неслась из Александра, вырываясь откуда из груди. Казалось, сам черный чиновничий мундир стал тьмой. Она накатила на горящий театр, стремясь по колоннам портика через треугольный фронтон с барельефами в античном стиле вверх на крышу. И уже оттуда тьма сорвалась черным, лоснящимся водопадом вниз, до самой земли и даже глубже — вливаясь через окна в цокольный этаж.
Гул пламени и треск рушащегося здания прекратился, ведь тьма — это не отсутствие света. Это вообще ничто. Абсолютное ничто, потому что создано не людьми.
На миг над площадью повисла нереальная тишина. Все затаили дыхание.
Светлана, распихивая людей локтями, пыталась пробраться к Александру. Его силуэт мерцал, словно он то и дело проваливался в кромеж за новой порцией тьмы. Справится ли он?! Успеет ли Светлана прийти ему на помощь? Она видела только Сашу, остальные горожане были для неё лишь помехой. Они, кажется, даже не ругались, когда она толкала их прочь со своей дороги. А проклятья… Проклятья она потом стащит с себя и вернет владельцам.
Тьма чуть поколыхалась и так же стремительно, как накатила на театр, понеслась обратно в Сашку. Он не выгорел. Он не умер.
Толпа ахнула, когда тьма черными жгутами влетела в грудь Александру. Он покачнулся, не в силах устоять. Светлана чуть не провалилась в кромеж в попытке успеть его поймать, но верный Демьян одолел свое удивление и подхватил Сашку под мышки, аккуратно опуская его на снег и крича:
— Доктора! Доктора сюда! Человеку плохо!
Сашка возмущенно махнул рукой, замотал головой, что-то выговаривая Демьяну. Было слышно только гневное Демьянино: «Вашбродь-родь!!!» Сашка вздохнул, подхватил пригоршню снега прямо с мостовой и вытер им лицо, лишь сильнее размазывая пепел. Кажется, Саша и в рот сунул снег. Заболеет же… Светлана улыбнулась и, забывая об окружающей толпе, шагнула обратно кромежем в больницу — здесь ей больше делать было нечего.
В палате суетились санитарки — они уже отодвинули Светланину кровать к окну и сейчас поспешно застилали бельем еще три притащенные откуда-то койки. Светлана спешно собрала свои вещи, не забыв астры, попрощалась с медсестрой, получив из её рук спешно написанную выписку, и привычно кромежем на еще пустой лестнице шагнула домой. История с октябрьским выездом на вызов в Низинкинские болота для неё наконец-то закончилась. Она вернулась домой спустя месяц.
Не раздеваясь, прямо в шинели, она спустилась на первый этаж и позвала Герасима растопить печь. Вслед за ним в квартиру примчалась встревоженная Лариса, тут же принявшись хлопотать вокруг Светланы: охать, обнимать, почему-то плакать, делать ванну, разбирать вещи, помогать переодеться, перед этим прогнав Герасима, пытавшегося смущенно сказать, что рад возвращению «вашбродия»… Светлана успела заметить обручальное кольцо на его пальце — пока она лежала в больнице, Герасим и Лариса обвенчались. Стало немного грустно: она хотела присутствовать на бракосочетании, а из-за больницы даже подарок им не купила…
Лариса не позволила Светлане извиниться за отсутствие подарка — запихала в исходящую паром ванну, а пока Светлана мылась, принесла ужин, расправила кровать и пристроила оба букета астр в вазы. Уставшая от ходьбы по больничному коридору, осоловевшая после сытного ужина Светлана легла спать, когда часы еще не подобрались к восьми вечера. Завтра она решила попытаться выйти на службу — хоть документы разберёт для архива. У Миши с этим вечно какие-то трудности. Оставалось надеяться, что коллежский асессор Даль, так и не проявивший себя на пожаре, будет рад её возвращению на службу и не погонит домой выздоравливать.