Кровь в его жилах

Светлана замерла, отойдя от очередного трупа. Она ничего не понимала. Сибирская язва, точнее её кожная форма, не стопроцентно летальна. И уж тем более она не молниеносна. Светлана точно не помнила, но вроде двадцать процентов всего смертность. Или она плохо помнит краткий курс медицины? Может, тут свирепствовала легочная форма сибирской язвы? Или проклятья? Их часто маскируют под серьезные болезни… Эфирный фон возле трупов почти спокоен, лишь кое-где встречались легкие странные всполохи, смущая Светлану — их причину она ещё не нашла. Она нервно поправила край башлыка, закрывающий ей нос и рот. Холера, как же все сложно…

В одном из домов, в углу, на заваленном инструментами резчиков столе, Светлана нашла причину неожиданного богатства деревни и причину эфирных всполохов, отвлекавших её. В коробке у простенького шлифовального станка лежали еще не огранённые кристаллы, окутанные эфирным сиянием. Тут где-то добывали кварц, воспринимающий эфир. Точнее, тут было месторождение магических кристаллов, о котором не знала Светлана и губернские власти. Это же надо… Они тут незаконной добычей магкристаллов промышляли!

Светало. А Маша так и не нашлась.

Светлана погасила огонек над собой. Сейчас он только тянул из неё силы. Голова плыла, ноги то и дело подгибались, в животе тлело пламя. Желудок подводило от голода, но есть в деревне, где бушевало поветрие, откровенное безумие.

Время стало тягучим, как патока, или это Светлане так казалось? Ноги в ботинках замерзли, края юбки обледенели. Башлык, который она использовала вместо маски, промок и покрылся инеем. Светлана, продолжая блуждать между домами в кромеже и яви, уже не чувствовала пальцев ни на ногах, ни на руках. Зато спина под шинелью взопрела.

А Маша так и не отзывалась на её уже хриплый крик.

Хотелось заорать: «Где же ты, девочка?!»

Светлана уже нашла и дом десятника. Там не было, конечно же, телефона.

И в доме старосты не было девочки, и телефона тоже. Там только валялись трупы, как и везде в Серых ручьях.

И школу Светлана нашла, и дом местной ведьмы — там умершие были еще теплыми.

И даже в Ключики Светлана сходила кромежем, будя заспанного дежурного жандарма, который осоловело повторял: «Никак нет, вашбродь, никакие девочки тут не телефонировали!»

Маши нигде не было.

Дорогу в пять верст от Ключиков до Серых ручьев Светлана проверила дважды, то и дело выныривая из кромежа и шагая по занесенной снегом дороге. Ботинки по щиколотки утопали в сугробах.

Стоя на краю деревни и глядя в хмурый зимний лес, она не выдержала и заорала:

— Дедушка леший! Помоги! Дедушка леший! Прошу!

Рябиновые капли плавили снег, капая с ладони Светланы, но все было напрасно. Тут север. Тут нечисть уже спала.

Светлана решилась на отчаянный шаг. Она закрыла глаза, боясь увидеть перед глазами оскаленную пасть, и заорала:

— Хозяин тайги! Медведь! Приди! Медведь, я прошу, отзовись! У тебя тоже есть дети! Хозяин тайги!

Ответом была тишина. Лес хмурился, качал ветвями и молчал.

— Холера! — выругалась Светлана от души и вновь пошла проверять дома, дороги, улочки и закоулки. Где-нибудь да Маша найдется.

Низкое зимнее солнце то и дело выглядывало из-за облаков и слепило. Во всяком случае у Светланы то и дело скакали мелкие огоньки перед глазами. Кажется, надо где-то найти пустой от трупов дом, растопить печь и отдохнуть. А пока она отдыхает, малышка замерзнет где-то на улице! Или умрет от болезни в одиночестве, думая, что её все бросили.

К черту слабость, она соколица! Она Рюриковна, и никто еще не отменял их упрямство и упорство.

Маша нашлась в небольшой рощице, растущей между скачущим в низинке ручьем и несколькими домами, стоящими на отшибе. Девочка сидела на пеньке ледяным воробушком, закутанным в шубку и покрытую снегом шаль, и на все тормошения Светланы лишь прошептала синими от холода губами:

— Тетенька, ты сметь, да?

— Вот еще, — опустила вниз край заиндевевшего башлыка Светлана. Она понимала, что в черной шинели она могла напоминать уставшему ребенку смерть. — Я маг, я пришла, чтобы спасти тебя.

Белый, холодный, как ледышка пальчик, коснулся её щеки:

— Тогда сметь прифла за тобой… У тебя её следы…

Светлана провела рукой по щеке, чувствуя мелкие безболезненные рытвинки. Точно такие же черные точки были и на бледных щеках девочки.

— Вот еще! — снова глупо повторилась Светлана. — Я тебя так долго искала, что никакой смерти я тебя не отдам.

— Я на елезку ходила… — призналась Маша, а Светлане хотелось орать и ругаться на ленивого жандарма, спавшего на службе. Из-за него Маша чуть не умерла от переохлаждения. — Я по телеоне звонила… Устала и села отдохнуть…

— Я пришла к тебе, ведь ты звала меня.

Светлана, глотая ругательства на такую ненужную боль и слабость, встала, взяла Машу за ледяную ручку и потянула за собой в кромеж, тут же принявшись хрипло звать:

— Отец! Папа! Папа, помоги!

Воробушек привалился к Светлане, обхватывая её своими ручками, чтобы не упасть.

— А у меня бауська одна. Она в домике с петуфком на крыфе. Я фла-фла и не дофла. Сказите маме, что я её люблю?

Светлана снова опустилась на колени, прижимая Машу к себе:

— Ты сама скажешь маме, — голос её все же дрогнул. Она понимала, что мама девочки уже давно мертва.

— Мама в Солнефном ивет. Я к бауське приехала. Найдете маму?

Светлана уже искренне улыбнулась — так мама Маши не из Ручьев:

— Найду и приведу к тебе в больницу. А ты слушайся врачей и лечись, хорошо?

За спиной Маши возник Кошка, настоящий отец Светланы. Она подняла на мужчину глаза:

— Папа… Отведи Машу опричникам. В Серых ручьях или поветрие, или смертельное проклятье. Скажи, чтобы наложили карантин, включая и Ключики. Летальность… — она посмотрела на Машу и выдавила: — девяносто девять процентов. Маша — единственная выжившая.

Та дернула её за руку:

— А бауська?

— А за баусь… — Светлана осеклась и поправилась: — а за бабушкой твоей я сейчас вернусь. Слушайся дядю Кошку. Он не даст тебя в обиду. И лечись! Обязательно лечись!

В конце концов кожная форма сибирской язвы точно лечится.

Она шагнула обратно в кромеж. За бау… Бабушкой Маши.

Дом Машиной бабушки нашёлся за рощицей у ручья — Маша не дошла до дома совсем немного. Впрочем, и к лучшему, что не дошла. Машина бабушка лежала навзничь в темных сенях. Вокруг тела недоуменно прыгали алые мелкие огневки.