Круговорот благих намерений

– Пой! – резко сказала Тамара, и он, опомнившись, продолжил тихо петь, считая, какой раз закончилась песня.

Когда замок был открыт, они не спешили открывать дверь. Время не вышло. Если у других что-то пошло не так, их встретит охранник во всеоружии и совсем не радостно.

Когда Петр показал дочке количество записанных песен, она поняла, что это их выход, и рука, потянувшаяся к ручке двери, задрожала.

– Туда я сам, – сказал он и убрал ее руку. – Если все по плану, жди здесь Снегурочку, Робин Гуд уже должен будет стоять у кухни, и все вместе вызволяйте Буратино. Если нет – беги домой, приводи в порядок Ритку, и пусть идет к Брому просить за нас.

Это был запасной план на случай провала.

Он уже почти открыл дверь, как Царица произнесла:

– Спасибо тебе, что тогда забрал нас из детского дома.

– Ты прекрати прощаться со мной, – ухмыльнулся Петр, – я везучий, прорвемся.

На лестнице было темно. Петр, очень тихо, стараясь не издавать ни звука, поднялся на пролет и прислушался. За дверью, что вела в коридор с охранником, было тихо. Немного постояв, он выдохнул и приоткрыл дверь. Охранника на стуле не было, а в тонкую щелку двери, ведущей в отделение, выглядывала Снегурочка.

– Ну ты где был? – прошептала она. – Ты опоздал уже на пол куплета.

Петр молча направил Снегурочку в нужную сторону, а сам зашел в отделение. Он знал номер нужной ему палаты и направился туда. Из дальней было слышно мужские стоны, кто-то звал медсестру и врача, но Петр, словно во сне, не реагировал ни на что, продвигаясь в нужную ему сторону, и вошел в палату Брома.

– Кто ты? – услышал он испуганный, но сказанный со всей яростью, на какую был способен больной человек, вопрос.

Охранника у двери не было, он был в палате – спал, сидя на своем стуле. Петр взглянул на Брома и, к своему изумлению, узнал его, наверное, потому что он первый раз видел бандита так близко.

– А ты меня не узнаешь? – оглядевшись и поняв, что ему ничего не угрожает, сказал Петр.

Правда, его озадачило отсутствие личной медсестры возле постели больного, но потом он заметил ее лежащей на полу за кроватью.

– Ты не думай гаденыш, – зашипел Бром, – будто что-то у тебя получилось, мои люди тебя на дне Байкала найдут и ноги выдернут, а деньгами, за которыми ты пришел, накормят. Как тушку поросёнка, зафаршируют тебя и зажарят.

– А вот я тебя узнал, – у Петра ноги стали ватными и словно бы прилипли подошвами к полу, – ты водитель моего отца. Тот самый, что нашел их, когда я ходил между телами и сходил с ума. Ведь я тогда подумал, что ты меня спас, а ты и есть убийца.

Бром, не ожидавший все это услышать, с ошарашенным лицом, перекошенным от боли, сел в кровати.

– Петя? – выдавил бывший водитель.

– Петя, – подтвердил он, – тот самый Петя, чью семью ты убил.

– Я думал, ты в детдоме умер, – сказал Бром, еле дыша и морщась от боли.

– Не надейся, – ответил Петр. – Неужели кольцо? – спросил он, показывая тому на руку, где блестел красный бриллиант.

– Если ты думаешь, что я убил твою семью, то ты дурак, – сказал Бром, но с каждым мгновением говорить ему было все сложнее.

– Кольцо у тебя, – настаивал Петр, – тут даже доказательств не надо, больше в доме ничего не пропало.

– Много ты знаешь, – ухмыльнулся тот из последних сил. – Я сын двоюродной сестры твоей несчастной бабки. Она в пятьдесят первом была осуждена как враг народа, что-то наговорила моя маман на собрании, что-то такое, что даже тогда, в послевоенное время ей не простили, а меня в детский дом определили. Маленький я был, мало что помню, только книжку с собой носил везде, стихи Пушкина. Когда чуть подрос, даже не понимал, зачем ее таскаю, а все таскал. Вот в один из дней подрался я с пацанами, они меня за эту книжку и дразнили, вырвать хотели, а обложку-то и оторвали. После заварухи я все листочки стал собирать и нашел мамкино письмо. Потом знаешь, как картинка из сна, как она маленькому мне эту книжку сует и твердит, мол, никому не отдавай, храни, в ней твоя судьба. Видимо, на подкорку мне это и записалось. Так вот в письме имя твоей матери и рассказ про бриллиант, который моя ей на хранение дала. Когда я нашел твоего отца, бабка уж мертва была и ни подтвердить, ни опровергнуть ничего не могла. Отец твой нормальный мужик оказался, сказал, что бриллиант отдать не может, а вот на работу возьмет и постарается, чтоб все у меня было. А зачем мне в стране советов нужен был тот бриллиант? Тридцатилетнему мужику только и надо было, что работу хорошую да удобства в виде квартиры и машины. Конечно, я согласился.

– Кольцо, – повторил Петр, показывая на руку Брома.

– Да что ты заладил… – сказал тот, хватая ртом воздух. – Я когда нашел тебя, все понял, что грабанули твоего папашу, поэтому и забрал кольцо. Матери оно моей принадлежало или бабке твоей – какая разница? Главное, чтоб не попало в руки ментов, а уж они бы быстро его оприходовали. Желающие бы нашлись.

– Кто их убил, если не ты? – спросил Петр.

– Ты думаешь, святой папаша у тебя был? Так вот нет, грабил социалистическую собственность так, что многим и не снилось. В тот день твой отец деньги собрал, мы их везти должны были на следующий день в министерство. Раз в полгода такой вираж делали. Да, вот такой был тогда социализм, хочешь воровать – делись. Знали об этом только три человека: я, отец и его зам.

– Почему ты не сказал милиции? – возмутился Петр, видя, как синеют губы Брома, и понимая, что он скоро отключится.

– Ты дурак? – сказал Бром почти шепотом, потому что силы у него заканчивались. – Кто бы мне поверил про деньги, министерство и хищения? А если бы даже и поверили, то меня бы и посадили первого и, возможно, единственного, потому что любят у нас крайних оставлять.

– Фамилию его скажи, – Петр почему-то поверил ему.

– Не понадобится тебе его фамилия, нет его уже на этом свете. Казнил я его давно, конечно, перед этим выслушал его признание. Этот гад что удумал: пришел вечером, под пьяного косил, говорил, у него ребенок родился, просил всех выпить за это. На святое надавил, вот все и выпили. В этой жизни, Петя, обычно предают самые близкие, потому как именно им тяжелее всего вынести твой успех, и именно они знают твои слабые места. Врача зови, – уже на выдохе сказал Бром и упал вновь на кровать.

Петр выбежал, но вспомнил, что так необходимый многим врач, судя по крикам из соседней палаты, не придет. Он вернулся в комнату, Бром, лежа на кровати, очень тяжело дышал.

– Нет врачей, – сказал Петр. – Где лекарства?

– Надеюсь, ты их не грохнул, – прошелестел Бром. – Все, видимо, пожил я.

– Маринку проститутку зачем убил?

– Не святой я, конечно, но об проститутку мараться не стал бы. Не помню я никакую Маринку.