Крыло Королевы

Не раздумывая ни секунды, не останавливаясь, чтобы предупредить Шая, Джондара или кого-либо ещё, я бросаюсь за ним.

***

«Аделина» снова наклоняется, пока я спускаюсь по перекладинам в помещение, где располагается двигатель корабля. Я чуть было не срываюсь, опасно раскачиваясь. Не уверена, как далеко я уже спустилась — три палубы? четыре? — но я узнаю машинное отделение, когда добираюсь до него. Сперва мне ударяет в нос едкий запах, от которого щиплет и жжёт ноздри так, что мне хочется их залепить. Он направился этим путём, этот светловолосый зеленоглазый парень. Он понёсся, как только произошёл первый взрыв, не колеблясь. Как будто он предвидел это. Как будто он знал, что сейчас произойдёт. Никто другой его не заметил, но я не могу это так оставить, не могу позволить ему уйти.

На полу разлито масло, скользкое чёрное пятно, переливающееся всеми цветами радуги. Лайнер вокруг меня содрогается и ревёт, как громадный зверь в смертельных муках.

Это нехорошо. Это совсем нехорошо. Здоровые судна не издают таких звуков. Она умирает. Я это знаю наверняка.

В машинном отделении никого нет. Я пробираюсь между громоздкими рядами генераторов, гигантские шестерёнки крутятся беспорядочно, неправильно. Здесь пахнет горящим маслом и погнутым металлом. Весь космический корабль страдает от боли. Она не просто умирает. Она в агонии. И если она погибнет, то заберёт за собой всех нас.

Я останавливаюсь, глядя на манометр, показывающий давление. Я ничего не понимаю в двигателях такого размера, да и вообще умею разве что управлять полётом небольших машин, но дёргающаяся стрелка в красной зоне не может означать ничего хорошего. Тянусь к ней — я видела много раз, как это делал Люц, — и стучу по стеклу. Стрелка начинает дёргаться сильнее.

Здесь должен быть кто-то из экипажа корабля, кто в деталях знает, как это всё работает. Так полагается на всех больших судах.

Я обхожу топливные насосы и вижу их. Тела лежат, растянувшись на полу, кровь стекает сквозь решётку в скрытые части двигателя внизу, скапливаясь вокруг заклёпок и металлических пластин.

Мертвы. Мне даже не нужно проверять. Распахнутые глаза и зияющие раны говорят сами за себя.

— Принцесса? — голос Шая странным эхом отражается от металлов в помещении, прорываясь через гудение в моих ушах. Далёкий, глухой, потерянный в лабиринте корабельного оборудования. Я даже не могу сказать направление, из которого доносится голос. Должно быть, Шай последовал за мной, хотя мне казалось, что он меня не видел.

— Я здесь, — кричу в ответ и осознаю, что он может не услышать.

Мне отвечает другой голос, где-то подо мной, так близко, что я отскакиваю, готовясь к нападению.

— Скорее, передай мне «Харрингтон № 5».

Я думала, они все мертвы. Стремительно разворачиваюсь, юбка вихрем закручивается вокруг моих лодыжек. Пытаюсь понять, откуда прозвучал этот голос. Две ноги торчат из-под большого машинного блока. Замечаю край рукавов его рубашки, закатанных до локтей и испачканных в чёрном масле.

— Скорей, — говорит он спокойным, решительным тоном. — Думаю, у меня почти получилось, но мне нужен «Харрингтон № 5».

Я оглядываюсь вокруг в поисках инструментов и вижу, как они разбросаны в беспорядке у его ног.

— Я не знаю, что… — нет, так никого не спасти. — Опиши его.

Он машет мне гаечным ключом в своей руке.

— Как этот, только вдвое больше.

— Нашла! — хватаю большой инструмент и передаю ему, забирая маленький. Рука с гаечным ключом длиной в полноги вновь исчезает под машинным блоком. Я наклоняюсь, пытаясь разглядеть, кто он такой и что он делает. Там темно, хоть глаз выколи. Как он вообще видит то, с чем работает?

— Тебе посветить?

— Нет времени. Придётся… работать на ощупь, — ему несколько не хватает дыхания. Он не напуган. Совсем. Я бы даже сказала, он взбудоражен. — Вот так, да, — его голос становится тише и звучит так, словно он разговаривает с маленьким ребёнком или диким зверьком. Так нежно. Его голос обволакивает меня, пробуждает во мне что-то, о существовании чего я даже не подозревала. — Ну, давай же. Ещё чуть-чуть… О! Вот, хорошо.

Механизм пыхтит, а машинное отделение вновь содрогается. Как будто гигантский зверь отряхивается. Из вентиляционного отверстия на потолке выходит пар, масло брызгает из блока, пачкая корсет и юбку. Я ахаю от неожиданности, но мне некогда об этом думать.

— Видишь «Бентли»? — обращается ко мне механик. — Такой шип с хрустальным наконечником, как стержень пишущей ручки.

Я пытаюсь оттереть грязь, но только размазываю её ещё больше по ткани. И по обеим рукам. И по волосам. На это нет времени. Где же «Бентли»? И тут я понимаю…

О предки, это же мамино платье, последнее напоминание о доме. Нерисса меня убьёт!

От этой мысли я чуть не задыхаюсь. Нерисса…

Я застываю, трясусь. Не могу пошевелиться. Глаза щиплет, а горло сжимается. Из лёгких вышибло весь воздух, я не могу дышать.

— «Бентли»? — повторяет он, слегка настойчивее и нетерпеливее. Но этот голос, его голос, действует на меня магическим образом. — Мы ещё не закончили. Если я не запечатаю это, то весь корабль взорвётся.

Он прав. Соберись, Бел. И сделай это. Сейчас же.

— Точно. «Бентли», — я подбираю инструмент, похожий по описанию, и передаю ему, опускаясь на колени, прямо в машинное масло, чтобы вновь заглянуть под низ. Не то чтобы мне удалось разглядеть что-нибудь на этот раз. — Все остальные члены экипажа здесь мертвы. Что случилось?

— Я сам только спустился. Видел их. Двигатель был на грани взрыва. И всё ещё грозит взорваться, — он сует мне в руку «Харрингтон». Всё его тело напрягается, он упирается ногами в пол и ворчит, пытаясь повернуть что-то, что я не могу разглядеть. Мышцы в напряжении. Он силён, но хватит ли ему этих сил?

— Я могу помочь?

— Нет, у меня всё схвачено. Думаю, что… проклятье!.. нет, погоди. Я… Вот так.

Лязг, вибрация, и машина стихает. Скрежет металла сменяется тихой мелодией размеренного гудения. Он это сделал. Он, правда, это сделал. Мои ноги дрожат от облегчения.

Сильные руки хватают меня, оттаскивая прочь от двигателя. С моих губ срывается ругательство от неожиданности. Мои стражники скапливаются вокруг нас, проверяя тела, пока телохранители Джондара распределяются по периметру.

— Чем ты только думала? — ругается Шай, как ворчливый старик. Он не выпускает меня из рук. Он слишком встревожен. Нужно хорошо его знать, чтобы заметить. Или, по крайней мере, я на это надеюсь. — Ты ранена? Нигде не?..

Я вырываюсь.

— Всё в порядке. Со мной ничего не случилось, — оглядываю себя. Машинное масло и грязь на моих руках и в волосах, которые, как водоросли, свисают у перепачканного лица.