Кто-нибудь видел мою девчонку? 100 писем к Сереже

с пряностями. В конце ужина мы вскрывали fortune cookies — вы оба любили трактовать смутные

пророчества. Мишка пытался приучить меня

к красному калифорнийскому вину, но для меня оно

было слишком терпким и кислым.

Мы говорили с ним о тебе. Однажды он сказал

почти с досадой:

— Ты, конечно, сыграла в его жизни огромную

роль. Я редко видел, чтобы люди так менялись.

Я улыбнулась:

— Oscar winning role?

Мишка посмотрел на меня серьезно:

— Именно. Но только я не знаю, хорошо ли это.

Конечно, это хорошо. Ты не пьешь, ты делаешь

блестящую карьеру, тебя всюду зовут — в жюри

фестивалей, в западные университеты, в критические

гильдии.

И ты любишь меня больше всего на свете. Что

здесь плохого?

56.

9

201

сентября 2013

Иванчик, в Нью-Йорке произошло кое-что, о чем

я тебе не рассказывала. Рассказывать особо было нечего, ты и так всё понял. Но совесть меня всё равно мучает.

О чем я? О полуправде, которая хуже лжи.

В Нью-Йорке тогда жил и работал мой приятель

Алекс, друг и бизнес-партнер мужа моей сестры.

Оба они — Алекс и Костя — обладали той долей

авантюризма, которая постоянно толкала их на

какие-то глупые аферы. Продажа плодов папоротника, спекуляция меховыми шапками, сбор клюквы, изготовление бетонных ворот в прибалтийском

поселке (в этой авантюре даже я принимала участие).

Глупости эти плавно переросли в успешную торговлю

оптическими прицелами, и друзья быстро разбогатели.

Надо сказать, что все, кто тогда нажил большое

состояние, начинали с какой-то анекдотической

ерунды. Вообще, если человек в те годы фанатично

хотел заработать, он находил способ это сделать.

Отхватив огромные деньги, Алекс перебрался

в Нью-Йорк и вел дела оттуда. Раньше он был в меня

влюблен, но интересовал он меня мало, хотя казалось

бы: красивый, остроумный и в ближайшем будущем —

богатый. Но я была к нему равнодушна и почти

презирала, меня возбуждал только талант, за Алексом

я его не признавала.

Алекс знал, что я в Нью-Йорке, он даже приезжал

в JFK взглянуть на меня, когда я пересаживалась на

самолет в Детройт. Он возмужал, американизировался, похорошел. Потом он несколько раз звонил, и в конце

концов мы назначили свидание в Центральном парке, в Tavern on the Green.

202

— Налегай на sea food, — сказал он. — Ты ведь

скоро вернешься в Питер и ничего этого там

не найдешь.

Я налегала на sea food, а также налегала на коктей-

ли под названием Sex on the Beach. Напилась до голово-

кружения. В роли успешного американца Алекс

привлекал меня куда больше, чем в Москве. Богатый, сведущий. И высокий. Высокий! Целоваться мы начали

еще в ресторане, потом целовались в парке — и оба

были готовы к сексу на пляже. Удержалась я каким-то

чудом.

— Я люблю тебя, — шептал он. А я, дура, упива-

лась этими словами, потому что ты мне так редко их

говорил. Конечно, я знала, что ты меня любишь, а всё

же мне хотелось это слышать.

— Я тебя не люблю, — шептала я, с удовольствием

пробуя на вкус слово “люблю” и протягивая ему губы.

Приподнималась для поцелуя на цыпочки: боже, какое

забытое чувство — тянуться вверх для поцелуя. Сейчас

я так тянусь к губам Сережи, который выше меня на

голову. Губы Алекса были большими, нежными, мягкими и податливыми. Не похожими на твои —

узкие, плотно сжатые, сухие.

— Я люблю мужа, знаешь. Мне нужно домой, он

меня ждет.

— Ты такая красивая с этими короткими волосами.

Я всегда тебя любил и всегда тебя ждал.

— Отведи меня домой. Пожалуйста.

Алекс довел меня до дверей Мишкиного дома на

75-й улице. Страстно поцеловавшись на прощание, мы

расстались. Шатаясь, я поднялась по лестнице и позво-

нила в квартиру. Ты открыл, серый от волнения, —

я опоздала почти на два часа. Разумеется, не

203

предупредила. А как предупредить? Мы должны были

идти в квартиру Лотманов — Брашинский устраивал

вечеринку в честь знакомого писателя-фантаста. Ты, прищурившись, смерил меня холодным взглядом, мгновенно оценив мое состояние. Ты знал, что я ходи-

ла встречаться с Алексом, врать тебе я была не готова.

— Иванчик, не сердись, я совсем пьяная, —

пролепетала я.

— Я вижу, — спокойно сказал ты. И повел меня

в спальню. Вытащил из шкафа сапоги на каблуках

и чулки, приказал:

— Надень!

Я послушно надела. Ты резко опрокинул меня на

кровать. Секс был жесткий, быстрый, без поцелуев

и без слов. Твои глаза были закрыты, а когда ты открыл

их, то посмотрел на меня, лежащую в этих дурацких

сапогах и кружевных чулках, почти брезгливо. Никогда

я не видела тебя таким чужим и таким грубым. Ты

холодно сказал:

— Быстро вставай и одевайся. Нам пора.

Я хотела объяснить тебе, что ничего не было, что

я просто выпила лишнего, но ты не стал слушать. В тот

вечер мы почти не разговаривали, ты оживленно бол-

тал с фантастом, кокетничал с Нэнси и в мою сторону

не смотрел. На следующий день всё вернулось на

круги своя: ты опять был любящим, веселым и спокой-

ным. Но я уже видела в тебе “другого”, мистера Хайда.

В детстве я увлекалась книгой про Ирину Бугримову