Кто услышит коноплянку?

Не так приходят к нам. Их поступь тяжелее,

И руки у живых Грубее и теплее

Незримых рук твоих.

– Где ты была?
– Ответа

Не слышу на вопрос. Быть может, сон мой - это.

Невнятный стук колес Там, на мосту, за речкой,

Где светится звезда. И кануло колечко

В криницу навсегда.

– Ты думаешь, его уже нет в живых?

Софья вздрогнула.

– Наташа? Молодец, что зашла. Ты давно здесь стоишь?

– Душевно ты стихи читаешь...
– Увидев, что смутила Софью, Наталья решила пошутить: - Только не подумай, отмычками не пользуюсь. Даша впустила.

– Проходи, - тихо сказала Софья.

"Какая она нежная стала, - невольно любуясь Софьей, подумала Наташа.
– Неужто и вправду влюбилась?"

– Спасибо. Кстати, а можно я тоже на пол сяду?

– Ради Бога. Пить что-нибудь будешь?

– Мне еще к моим бабушкам ехать. Так что - увы. Но ты на мой вопрос так и не ответила. Софья пристально посмотрела на Котеночкину, потом улыбнулась:

– Знаешь, чем вы с Киреевым схожи?

– Чем же?

– О чем думаете, о том и говорите.

– Разве это плохо?

– Не знаю, - ответила Софья и почти без паузы продолжила: - Если б от моих думок что зависело... Надеюсь, жив он.

– Знаешь, я тоже, только... Не знаю, как сказать.
– Было видно, что Наталья смущена. Софья обняла подругу:

– Я тебя поняла, Котик. Ты у нас сердцевед.

– Я права? Ты его любишь?

– Я когда-то читала, что в середине века рыцари и благородные дамы влюблялись друг в друга заочно, по портретам. Забавно, правда?

– Забавно.

– У меня получилось еще смешнее. Когда я увидела Киреева в первый раз, он мне показался ужасно нелепым. Затем этот человек стал меня все время удивлять. А когда он ушел в свое странствие... Софья умолкла, подбирая слова.
– Не знаю, любовь ли это, но мне не хватает его голоса, глаз, улыбки. И еще я очень волнуюсь за него. Если что-то с ним случится - я себе никогда этого не прощу.

– Почему?
– удивилась Наташа.
– Ведь это был его выбор - идти пешком по России.

– Ты не знаешь всего, Котик. И я не уверена, должна ли...

– Разве мы не подруги? Разве мне Михаил не друг?

– Вот поэтому я ничего тебе и не рассказывала. Расскажу, а ты после этого меня не захочешь больше видеть.

– Обещаю: такому никогда не бывать, - торжественно произнесла Наталья.

– Ой, не зарекайся. Хорошо, слушай мою печальную повесть. И Софья рассказала Наташе о своем покойном дяде, о Юлии Селивановой, о том, как икона оказалась у Киреева. Закончив рассказывать, Соня замолчала. Они будто поменялись местами. Теперь Котеночкина обняла подругу:

– Сонечка, родная моя! Знаешь, что?

– Что?

– У тебя есть коньяк?

– Армянский, французский?

– Вот вы, аристократы, всегда так. Вечно в неловкое положение ставите.

– Кто это - мы?

– Шучу. А какой лучше?

– А кому как.

– Тогда давай французский. Завтра на работе буду хвастаться. Когда подруги пригубили ароматного напитка, Наталья сказала:

– Ты заметила, что мы с Киреевым о чем думаем, о том и говорим. Знаешь, это не всегда так. Есть такие вещи, о которых я не могу говорить. Господи, какое косноязычие! А когда выпьешь, вроде легче. И язык вроде как без тормозов.

– Я слушаю, Наташа. Мне тебя всегда интересно слушать. Ты среди нас самая умная.

– Ну, спасибо. Мне кажется, не важно то, каким ты был, важно, каким ты стал... Ты много плохого говорила о той Софье, с которой я не знакома. Я знаю другую Софью.

– А если эта Софья - не настоящая? Та, которая сейчас перед тобой?

– Если бы эта Софья была не настоящая - она вряд ли ждала бы возвращения Киреева. И ее вряд ли бы назвала сестрой Лиза.

– Спасибо.

– Еще по одной?

Выпив, помолчали немного.

– Странная это штука - любовь, - наконец произнесла Наталья.
– Иной раз думаешь, все влюбилась. А через год встречаешь предмет своей любви и не понимаешь, что ты в нем раньше могла находить.

– К чему ты это?

– Просто так.

– А ты своего мужа любила?

– Почему любила? Люблю до сих пор.

– А Киреев?

– Киреев?

– У меня все время было такое чувство, что ты относишься ко мне с каким-то пристрастием. Из-за него?

– Если честно, возник момент, когда мне по-бабьи стало ужасно жаль его. Мой муж умер мгновенно, может, даже не поняв, что произошло, а Киреева, представила я тогда, ждет долгая мучительная смерть. И никого рядом.

– И что?

– А ничего. Минутная вспышка - он все понял. А потом нашел слова, для меня в тот момент самые нужные... Почему не спрашиваешь - какие?

– Какие?

– Он вспомнил Сент-Экзюпери: "Мы в ответе за тех, кого приручаем". А потом добавил: "Не приручайся до конца, а то мне будет больно уходить..." Я знаю, Сонечка, тебе не понравится то, что я скажу сейчас. Но я твоя подруга, а потому скажу. Ты сильная, это так. Но... подумай еще. Пока есть время.

– Подумать? О чем?

– Не приручайся до конца. Дядя, Лиза, а теперь вот Киреев. Пусть ему легче будет... в общем, ты понимаешь.

– Почему ты его хоронишь, Наташенька?

– Потому, что я не верю в чудеса. Ушла Лиза, уйдет и Киреев.

– Не говори так.

– Я знаю, что Киреев согласился бы со мной, Соня.

– А разве воля или разум помогут мне разлюбить? Ты сказала, что по-прежнему любишь мужа. Разлюби его!

– Зачем?

– Его же нет рядом, он же покинул тебя.

– Он со мной, Соня, - тихо ответила Наташа.
– Я знаю, звучит слишком книжно...

– Нормально звучит, - перебила ее Софья.
– Нормально. Только видишь - советовать всегда легче.

– Я поняла: ты уже приручена. Прости. Софья улыбнулась:

– Бог любит Троицу?

– Не откажусь. Выгонят меня, Сонечка, с работы.

– Таких, как ты, нельзя выгонять. Пусть только попробуют.

– Слушай, - неожиданно засмеялась Котеночкина, - и впрямь - забавно. Любви с первого взгляда у тебя не было. Встречались вы от силы три раза, потом Михаил исчез. Все-таки ты не средневековая дама, тебя окружают столько реальных мужчин - молодых, богатых, красивых. Нет, я ничего не понимаю.