Курсант Сенька. Том 2

А там он увидел их — жену и дочь. Живых и настоящих… В это верилось с трудом. Аленка увидела отца, удивилась и побежала к нему по тротуару. Но Сергей уже услышал рев мотора и визг тормозов. Из-за поворота выскочил автомобиль.

— Аленка! — закричал Сергей и бросился к дочери со всех ног.

Он схватил ее в объятия и отскочил в сторону. Машина пронеслась мимо и врезалась в столб. Лариса подбежала к ним, бледная от ужаса.

— Сережа! Что ты здесь делаешь? О, господи! Аленка! Он чуть не сбил ее!

Сергей не ответил. Он держал дочь в объятиях и слезы текли по его щекам. Он плакал, как не плакал уже много лет. Аленка гладила его по щеке маленькой ладошкой.

— Папа, почему ты мокрый? И почему плачешь?

— Потому что я очень тебя люблю, — прошептал Сергей. — Очень-очень люблю.

Лариса смотрела на мужа с недоумением. Что-то в нем изменилось. Глаза стали другими — старше, мудрее. И печальнее…

— Сережа, что с тобой? Ты как будто постарел на двадцать лет.

Он поднял на нее глаза. В них была такая боль, что у Ларисы сжалось сердце.

— Может быть, и постарел, — сказал он тихо. — Но теперь это неважно. Главное, что мы все вместе.

И крепче прижал к себе дочь, словно боялся, что она снова исчезнет. Что все это — только сон, а он проснется в том же пустом доме, где прожил столько лет в одиночестве. Но Аленка была настоящей. Теплой. Живой… И это было единственное, что имело значение.

Годами позже

Дым от мангала поднимался ленивыми кольцами, растворяясь в вечернем воздухе над Березовкой. Река журчала где-то за кустами ивняка, а в старой беседке трое мужиков сидели с банками пива и вспоминали прошлое.

— Борька-то дурак был, — Мишка ковырял угли кочергой, не поднимая глаз. — Погиб в той чертовой канаве…

Максим отхлебнул из банки, поморщился. Пиво было теплое, но другого не было.

— Молодой еще был совсем, — сказал он тихо. — Мы тогда еще пацанами были, думали, что вся жизнь впереди.

— А теперь, — усмехнулся Мишка, — теперь уже… У меня самого сын родился месяц назад. Смотрю на него и думаю — какой же я старый стал.

Кирилл же молчал, курил и смотрел на воду. Загорелое лицо, короткая стрижка, руки с мозолями — военный человек сразу видно. Только глаза какие-то пустые, будто смотрят не сюда, а куда-то очень далеко.

— Ты как там, в городе-то? — спросил тем временем Мишка у Максима. — Женился, говоришь?

— Женился, — кивнул тот. — Надя хорошая девка, из бухгалтеров. Работаю товароведом — все стабильно. А ты как на заводе?

— Да как обычно. Старшим мастером поставили в прошлом году. Народ увольняется, молодежь не идет. Зарплаты маленькие, работа тяжелая. Но держимся пока.

Мишка перевернул шашлыки, мясо зашипело.

— А помнишь Сеньку Семенова? — вдруг сказал Максим.

— Помню, — хрипло ответил Мишка. — Как не помнить.

Кирилл затянулся глубже, пепел упал на джинсы.

— Много лет уже прошло, — продолжал Максим. — А он как в землю провалился. Мать его, правда, до сих пор ждет. Каждый раз, когда встречаю ее в магазине, сердце кровью обливается. Все еще на что-то надеется.

— В девяностые всякое было, — сказал Мишка, помешивая угли. — Может, нарвался на бандитов. Время лихое было, помнишь? Рэкет, разборки. Парни исчезали и находились потом в лесу.

— Да ладно тебе, — возразил Максим. — Сенька же офицер был, в Афгане служил. Парень крепкий, сильный. Он бы себя в обиду не дал.

— Всякое может быть, — упрямо повторил Мишка. — Против пистолета кулаками не попрешь. А может, и не бандиты вовсе. Может, сам куда-то подался. Жизнь не сложилась, вот и…

— Не мог он родителей бросить, — перебил Максим. — Не такой был. Мать и отца любил… Ты видел, во что она превратилась? Седая вся стала, похудела. А отец его вообще теперь, как немой ходит. Раньше балагур был, а теперь слова не вытянешь.

— Да уж, — вздохнул Мишка. — Такого никому не пожелаешь. Эта неизвестность хуже смерти. Жив твой ребенок или нет, где он, что с ним… А может, где-то лежит, а найти не могут, — он посмотрел на Кирилла. — А ты как думаешь? Сенька может быть жив?

Кирилл медленно повернул голову.

— Не знаю, — сказал он тихо и пожал плечами.

Но сам догадывался… До сих пор помнил тот разговор, когда Сенька спросил про координаты ущелья с ручьем. Помнил, как предупреждал его — не лезь туда, говорил, нехорошее место. А Сенька только усмехнулся.

Да и что он мог сейчас им сказать? Что есть на свете места, где люди исчезают без следа? Что в том ущелье он сам чувствовал что-то неладное, когда проходили мимо? Что Сенька ушел туда один и больше его никто не видел? Никто бы все равно не поверил. Да и кто стал бы теперь, спустя столько лет, искать его там, в Афганистане…

— Давайте лучше выпьем, — сказал Кирилл, доставая из сумки бутылку водки. — За Борьку. За Сеньку. За всех, кого с нами нет.

Мишка кивнул и разлил по стопкам.

— За пацанов, — сказал он хрипло.

И они выпили молча.

— А знаешь, что самое поганое? — сказал вдруг Максим, глядя на закат. — Мы взрослеем, а они так и остались молодыми, а мы уже старые стали.

— Не старые, — возразил Мишка. — Просто живые. И за это надо быть благодарными.

— Благодарными кому? — усмехнулся Максим. — Богу? Судьбе? Случаю?

— Не знаю кому. Просто благодарными.

Кирилл закурил новую сигарету. Руки у него слегка дрожали.

— В армии говорят, — сказал он, не глядя на друзей, — что каждому отмерен свой срок. Кому больше, кому меньше. И ничего с этим не поделаешь.

— Фатализм, — покачал головой Максим. — А я думаю, что многое зависит от нас самих. От выбора, который мы делаем.

Тем временем шашлыки уже были готовы. Мишка снял их с мангала, разложил по тарелкам. Ели молча, каждый думал о своем.

— А помнишь, как мы в школе мечтали? — сказал вдруг Максим. — Кем хотели стать?

— Помню, — усмехнулся Мишка. — Ты космонавтом хотел быть.

— А ты — капитаном дальнего плавания.

— А Борька — гонщиком. В каком-то смысле стал.

— Не шути так, — покачал головой Максим.

— А что еще остается? — пожал плечами Мишка. — Плакать? Так уже наплакались.

— А Сенька хотел быть военным, — тихо сказал Кирилл. — И стал. Только вот…

Он не договорил. Что тут скажешь?