Курсант Сенька. Том 2

— Буду ставить ставки, жить для себя. Может, куда-нибудь поеду, отдохну.

Батя затянулся глубже и отвернулся к огороду. Молчал долго, потом буркнул.

— Мне твои деньги не нужны.

Я усмехнулся. Старик все тот же — гордый, упрямый. Но я-то знал, что дом теперь выглядит совсем по-другому. Новые обои, сантехника, телевизор «Электроника». Все это появилось благодаря моим ставкам.

— Так-то я уже полностью ремонт вам сделал и технику новую купил, — сказал я спокойно.

Отец промолчал, только челюсть напряглась. Гордость не позволяла ему признать, что сын помог. А может, он просто не знал, как со мной теперь разговаривать. Я ведь вернулся другим человеком.

Следом мать вышла из дома, вытирая руки о передник. Обняла меня крепко, по-матерински, и я почувствовал запах домашнего хлеба и молока. На секунду показалось, что ничего не изменилось, что я все тот же пацан, который уезжал отсюда годы назад.

— Сенечка, — вздохнула она, — может, пойдешь в цех к Мишке? Он говорил, что место найдет.

— Подумаю, мам.

— А знаешь, — добавила она, словно вспомнив что-то важное, — твой друг Кирилл Козлов в деревне. Он теперь по контракту служит, приехал в отпуск на пару дней.

А вот это уже куда более любопытная информация. С ним повидаться очень хотелось. Так что я откладывать с этим не стал и нашел его во дворе его родительского дома. Кирилл возился с мотоциклом, весь в солидоле. Услышав шаги, поднял голову и замер. Мы смотрели друг на друга несколько секунд, не зная, что сказать. Он изменился — лицо стало жестче, в глазах появилась та самая пустота, которую я хорошо знал. Как и у меня…

— Семенов, — сказал он наконец, вытирая руки тряпкой. — Живой.

— Козлов. Тоже ничего смотрю, держишься.

Мы обнялись по-мужски, коротко. В этом объятии была вся наша общая боль, все то, о чем нельзя было говорить с теми, кто там не был.

— Пойдем, посидим, — предложил Кирилл. — Дома сейчас все равно никого.

Мы устроились в летней кухне. Кирилл достал бутылку водки и банку тушенки. И мы закурили «Казбек».

— За встречу, — сказал Кирилл, наливая.

— За встречу.

Выпили молча. Водка обожгла горло, но стало легче. Всегда так было — алкоголь помогал говорить о том, о чем трезвым не расскажешь.

— Как дела? — спросил я.

— Да нормально. Служу дальше, контракт подписал. А что делать? Здесь-то что ловить? Завод закрылся, колхоз развалился. Одни пьяницы остались.

— А семья?

— Какая семья? — Кирилл горько усмехнулся. — Мне пока не до семьи.

Мы еще выпили. Потом еще… Постепенно языки развязались, и мы заговорили о том, о чем молчали все эти годы.

— Помнишь Овечкина? — спросил я.

— Колян? Конечно помню. Хороший был пацан и веселый. Хотя виделись-то с ним всего один раз на совместном задании.

— Его убили почти в самом конце всего этого безумия. Немного совсем не дотянул.

Кирилл налил еще по рюмке.

— За Коляна.

— За Коляна, — мы выпили стоя.

— Знаешь, — сказал Кирилл, когда мы снова сели, — совсем молодые пацаны погибли. Восемнадцать, девятнадцать лет. И ради чего? Да просто так. Политики поиграли в свои игры, а расплачиваться нам пришлось.

Я кивнул. О том же думал каждый день. Зачем мы там были? Кому это было нужно? Официальные объяснения звучали пусто и фальшиво.

— Слушай, — сказал вдруг Кирилл, — а ты там, в Афгане, никакие странные вещи не наблюдал?

— О чем ты? О каких конкретно странностях речь?

Он покрутил в руках пустой стакан и посмотрел на меня исподлобья.

— Да ты все равно не поверишь, Семенов. Скажешь, что я совсем крышей поехал.

— Попробуй. Я многое повидал.

Кирилл встал, прошелся по кухне, остановился у окна. Дождь барабанил по стеклу.

— Это было в первый год службы, — начал он медленно. — Мы получили задание — проверить один кишлак. Обычное дело, рутина. Выдвинулись утром, техника работала нормально, связь была. А потом началась чертовщина.

Он повернулся ко мне, и я увидел в его глазах что-то такое, от чего стало не по себе.

— Сначала компасы отказали. Стрелки метались как сумасшедшие — то на север, то на юг, то вообще крутились волчком. Часы тоже поехали — у кого вперед скакали, у кого назад. А потом вся техника встала. БТР заглох посреди дороги, рация замолчала. Тишина такая, что уши закладывает.

Я налил еще водки. История становилась интересной.

— Ну и что дальше?

— А дальше мы пошли пешком. Карта была, ориентиры вроде сходились. До кишлака немного оставалось. Но шли мы, шли — а он все не появлялся. Будто кто-то нас по кругу водил. И солнце… — Кирилл замолчал, потер лоб. — Солнце застыло на небе. Час идем — оно на том же месте. Два часа — там же.

— Может, ты время плохо отслеживал?

— Да нет, Сень. И не только у меня так было. Мы все это заметили.

Кирилл сел обратно, закурил. Руки его дрожали сильнее.

— Решили возвращаться потом, а дорога изменилась. Совсем другая стала. Появились скалы, которых пару часов назад не было. Высокие такие, черные. И тени от них падали не в ту сторону, а против солнца.

— Бред какой-то.

— Я тоже так думал. Но все остальные видели то же самое. Несколько человек не могут одинаково сойти с ума.

Он затянулся глубоко, выпустил дым через нос.

— А потом в рации зашипел голос. Сказал, чтобы мы убирались оттуда немедленно. Что там аномалия какая-то магнитная.

— И вы послушались?

— А что оставалось? Мы уже сами понимали, что влипли в какое-то дерьмо. Пошли по голосу из рации, и тут мы наткнулись на расщелину в скале.

Кирилл замолчал и уставился в стол, а я ждал продолжения.

— Узкая такая щель, метра два шириной. А внутри ручей журчит. Но вода… — он поднял глаза. — Вода была неправильная. С металлическим отливом, как ртуть. И когда я заглянул в нее, увидел свое отражение. Только лицо было чужое — старое, изможденное. Будто я вдруг на кучу лет постарел.

— Галлюцинации от стресса.

— Может быть. А может, и нет. Потом появились огни — мерцающие такие. Летали они, как светлячки.

Я допил водку и почувствовал, как она жжет горло. История Кирилла звучала как бред сумасшедшего, но что-то в его голосе, в глазах говорило о том, что он не врет.

— Мы блуждали всю ночь. А когда вернулись к своим, нам сказали, что нас не было полчаса. Полчаса, Семенов!

— Ладно, — сказал я, — допустим, все было именно так. И что дальше? Докладывали кому-нибудь?