Кыся в Америке (Кыся - 3)

Ребенок же... Вот, пожалуйста, - живой пример!..

А этот ребенок, этот маленький Мальчик, судя по тому, КАК он вел себя в бою с Собаками, и по тому, ЧТО он им кричал, прошел, как говорил Водила, "огонь, воду и медные трубы". Что это, Водила не сумел мне объяснить, но я и сам допер - "житуха не из простых и легких".

Так вот, этот ребенок, этот Мальчик сразу же откликнулся на мой зов! Сразу сообразил, что я обращаюсь именно к нему. И сразу же с распахнутым сердцем потянулся ко мне. Он тут же поверил в РАЗГОВАРИВАЮЩЕГО КОТА!!!

Обнаружив, что на свете может быть и ТАКОЕ, он пришел в неописуемый восторг. В его глазах сверкало искреннее и доверчивое детское восхищение, а рот сам по себе радостно растягивался от уха до уха.

А я смотрел на него и был потрясен этой метаморфозой! Так говорил Фридрих фон Тифенбах... Будто бы это вовсе и не он, этот маленький Мальчик, минуту тому назад, рискуя жизнью, встал на мою защиту и отважно сражался с несколькими охреневшими от ярости Псами; будто не он только что грязно и ужасно матерился очень-очень "взрослыми" словами...

Сейчас это был РЕБЕНОК, который не мог оторвать от меня сияющих и счастливых глаз!

– Ты... Ты!.. ТЫ - ГОВОРЯЩИЙ КОТ?!!
– слегка заикаясь, спросил он.

– Нет. Я - ДУМАЮЩИЙ, - ответил я ему.
– Давай сюда свой гамбургер!.. Мы ехали шагом, Мы мчались в боях И "Яблочко"-песню Держали в зубах...
– часто бормотал мой Шура Плоткин, бесцельно сидя за пишущей машинкой и глядя в потолок.

Обычно это случалось на следующий день после очередной кухонной или "Домжуровской" поддачи, или после долгих и изнурительных проводов какойнибудь барышни, ночевавшей у нас и совершенно не желавшей утром покидать нашу квартиру. Ах, песенку эту Доныне хранит Трава молодая - Степной малахит... бормотал Шура, и я каждый раз знал, что произойдет дальше.

Шура должен был откинуться, перенести весь свой тощий вес на две задние ножки старого стула с дряхлой подушечкой под Шурпной задницей, покачаться на этих задних ножках, закинуть руки за голову, тупо посмотреть на чистый лист бумаги, заправленный в пыльную машинку, и горестно признаться:

– Ах, Мартын-Мартышечка... Интеллигентское распиздяйство к добру не приводит. Очеркишечко-то (статейку-то, заметочку-то, рассказик-то...) завтра уже в редакцию волочь. А головка бо-бо, и денежек у нас в доме... сам понимаешь - тю-тю.

– Только без трагедий!
– говорил я самым жестким тоном.
– У меня есть хек, у тебя - полпачки пельменей. Выпусти меня и садись работать. И чтобы у нас сегодня вечером никого не было! Вернусь - проверю.

Я уходил из дому на целый день, возвращался запоздно - очерк был готов. При всех своих Человеческих слабостях, Шура был сильной Личностью! Мы ехали шагом, Мы мчались в боях И "Яблочко"-песню Держали в зубах...

Это я так часто слышал, что поневоле запомнил эти строчки. И как-то решил попробовать яблоки, на зуб. Должен признаться - не понравились. В отличие от оливок и маслин, за которые я, по выражению Шуры, "мог продать план родного завода"!

– А откуда ты знаешь эту песню?
– спросил меня Мальчик.

– Какую еще песню?
– удивился я.

– Ну, вот эту: "Мы ехали шагом, мы мчались в боях..."

Я чуть не подавился остатками гамбургера!

Ничего себе КОНТАКТИЩЕ!!! Это что же - он МОИ мысли читает?!.. Не Ребенок, а просто Рождественский подарок мистеру Ричарду Шелдрейсу!

– Это не песня, - назидательно сказал я.

– Это стихи.

– Песня, - уверенно возразил мне Мальчик.
– Ее Никитины поют. Такие - тетка с дядькой и с гитарой. Так тихо поют, но отпадно!.. Они к нам в колонию приезжали петь.

– В какую еще "колонию"?
– не понял я.

– В обыкновенную, - отрезал Мальчик.
– Лезь в рюкзак!

– Зачем?

– Нам знаешь сколько в автобусе ехать? Потом столько же на метро. А в автобусы и метро с животными даже в клетках и то запрещается! Так что, залезай, не гордись.

– А куда мы поедем?

– К нам. В Квинс.

– Но мне завтра с утра нужно опять быть в порту...

– Мне тоже, - сказал Мальчик.
– Вместе и поедем, Залезай в рюкзак. Или ты хочешь, чтобы тебя здесь портовые Собаки разорвали?

– Нет, не хочу. Ты мне так и не объяснил, что такое "колония"...

– Ты залезай в рюкзак, по дороге и поговорим...

Историйка была, как сказал бы Шура, - "я тебе дам!.."

Я попробую коротко пересказать ее своими словами. Мальчик рассказывал ее часа два. Рассказывал сбивчиво и неохотно, а в одном месте, когда мы уже на Сорок второй улице пересаживались с автобуса на метро, даже немножко поплакал - незаметно для окружающих...

Начнем с того, что с определением Человеческого возраста у меня вечные пролеты: Мальчику оказалось не десять лет, как я предполагал, а почти двенадцать. Просто он был худенький и совсем небольшого роста.

Еще два с половиной года тому назад, в Москве, его звали Тимур Зайцев и он жил с мамой на Васильевской улице, по той стороне, где Чешское посольство, но в старом доме, в однокомнатной квартире.

И с ними жил еще дядя Витя Кияшко. Он был не отчимом Тимура, а "сожителем" тимуровой мамы. Отца у Тимура вообще никогда не было.

Дядя Витя охранял пункт обмена валюты ,на Белорусском вокзале, и у него был настоящий пистолет Макарова. В минуты особого трезвого благодушия дядя Витя разряжал пистолет и давал его Тимуру поиграть.

А когда дядя Витя не работал, они с мамой Тимура все время выпивали. И когда делались совсем пьяными, дядя Витя начинал бить маму Тимура - почему она его не прописывает в этой квартире?!.. Перепадало и Тимуру. То от мамы, то от дяди Вити.

И один раз Тимур убежал из дому к маминой сестре - тете Зине, которая жила в Нарофоминске.

Побыл там два дня, а потом тетя Зина повезла его обратно в Москву, на Васильевскую. И привезла как раз тогда, когда в квартире была уже милиция и "Скорая помощь". Оказалось, что, пока дядя Витя был на своей работе, мама сама напилась и уснула. А уже во сне захлебнулась своей же рвотой.

Похоронили маму на совсем новом кладбище - очень далеко от Москвы. От центра чуть ли не полдня добираться.

И девятилетний Тимур Зайцев остался жить с дядей Витей Кияшко, которого за доллары все-таки прописали в этой квартире. Как сказал Тимур - "задним числом". Что это - я не понял.

Стал дядя Витя приводить с Белорусского вокзала всяких женщин и делать с ними сами понимаете что. Бросят в кухне матрас на пол для Тимура, закроются в комнате - и начинают!..

Дядя Витя и опекунство над Тимуром на себя оформил. Тетя Зина добровольно отказалась. Своих детей двое.