La Cumparsita… В ритме танго

Ничего не клеится у нас… Не выходит… Все-все насмарку… По-моему, то, что он вытворял на этой трассе — обыкновенный чертов дух противоречия. Ты мне, а я тебе! За неосторожно две недели назад поцарапанную свою душу он вырвет сердце и втопчет оставшуюся гордость жалкой «кумпарситы» в грязь, найдя поглубже лужу?

— Даша…

— Довольно, я сказала! — пристегиваюсь и сильно дергаю свой ремень безопасности, не смотрю на мужа, зато тщательно исследую замочный карабин. — Поехали!

— Ничего ведь не случилось, — наклонившись, заглядывается на меня. — Как твои дела? Родители были?

Неважно! Ни слова не произнесу. Мой отец был прав, когда сказал, что я должна молчать, если желаю сохранить семью. Слишком он… Обидчивый?

— Ты самовлюбленный хрен, Горовой! — выплевываю оскорбление, пока он запускает двигатель. — Несостоявшийся чемпион! Амбициозный инвалид без сердца…

— Все сказала? — смотрит прямо перед собой, ко мне лицо не возвращает.

— Ты эгоист! — визжу, захлебываясь словами. — Питаешь свое эго? Такой ненасытный? Теперь ты с сыном соревнуешься?

— Тебе виднее, — он хмыкает и, сверившись с обстановкой по зеркалам, выезжает с парковочного места на этой спортивной арене. — Домой или покатаемся?

— Чтобы поругаться? — хриплю, рассматривая пейзаж за своим окном.

— Все от тебя зависит, Даша…

Наш серпантин и плавный ход машины Ярослава все-таки баюкают меня. Я успокаиваюсь, расслабляюсь, скулю надоедливую мелодию себе под нос и даже откидываюсь на подголовник своего кресла. Перед моими глазами, когда он был на той сучьей трассе, промелькнула как будто вся наша с ним прошедшая и, возможно, будущая жизнь, без шансов на возвращение в нынешнее настоящее…

— Кумпарсита? — муж согнутым указательным пальцем аккуратно поддевает кончик моего носа. — Спишь, что ли?

— Ты напугал меня, Ярослав, — прикрыв глаза, медленно произношу. — Силь-но!

— Не верю, — он наклоняется ко мне и утыкается носом в закрытую гольфом шею. — Пахнешь хорошо и аппетитно, очень тепленькая…

— Что с тобой? — выкручиваюсь и отстраняюсь. — Нам ведь надо поговорить? Скажи, что «да» и в этом я не ошибаюсь! Пожалуйста…

— Зачем? — слышу, как он с нескрываемым пренебрежением злобно хмыкает.

— Послушай, — вжимаюсь спиной в свою дверь, руками упираюсь в его грудь, словно отталкиваю мужа и прячусь в угол, — мне ведь нужно высказаться!

— Ну, хорошо! — с облегчением выдыхает. — Я слушаю тебя внимательно, — прищурившись, тут же убавляет бешеный напор и всем телом медленно возвращается на свое место.

— Есть причина… — опускаю взгляд и рассматриваю свои нервно дергающиеся руки и скрюченные почему-то странно посиневшие худые пальцы.

— Причина? — расчесывает свою бровь. — Причина чего?

— Ты можешь просто выслушать, а не задавать наводящие вопросы через каждое слово?

— Что изменилось, Даша? — Ярослав хмыкает и нехорошо смотрит. — Давай, пожалуй, с этого начнем.

— То есть?

— Две недели назад ты кричала из-за закрытой двери в какую-то комнату в доме своих родителей, чтобы я ушел и оставил тебя в покое, а сейчас тебя вдруг потянуло на назойливую откровенность. Неужели мой заезд тебя простимулировал, так я могу…

— Прости-прости-прости, — прикрыв руками губы, словно наложив на них печать, быстро отвечаю. — Но…

— Я не погиб и даже не разбился, поцарапав машину, а ты вдруг решила поговорить о чем-то важном и неотложном. Вот я и спрашиваю, в чем дело, Даша?

— Ты говорил о доверии, помнишь?

Всегда, везде, с завидным постоянством!

— И что? — он криво улыбается и точно так же, почти копируя меня фигурой, своей спиной откидывается на водительскую дверь.

— Ты прав! — выразительно сглатываю и резко замолкаю. — Доверие важный пункт в наших отношениях. Я доверяю тебе, когда сажусь в машину, когда…

— Я прав? — прищурившись, грубо перебивает. — И что с того?

— Отец сказал, что…

— Отец? Вот оно что! Сегодня что-то, видимо, произошло. Угу?

— Мой, не твой, — быстро добавляю. — Я прошу…

— Детский сад, ей-богу! Моя Даша слушает папу. А я тебе для чего? А впрочем, — он выставляет перед моим носом правую руку, — не отвечай на последнюю злую реплику. Я просто слушаю! Начинай, жена…

Мне уже не нравится тон его обманчиво тихого голоса и содержание нашего возможного разговора. По-моему, он надо мной смеется и не верит ни одному слову. Что называется, согласно заводским заложенным в него настройкам, муж отформатирован самой природой и не ощущает разницы между ложью и стыдливостью. Тогда храни меня, мой Бог! И помогут мне все высшие силы…

Мотаю головой, словно освобождаюсь от нехороших мыслей, кашляю и рукой спереди обхватываю свою странно удлиненную от фасона кофты шею.

— У меня был аборт в восемнадцать лет, Ярослав, — с опущенным взглядом тихо начинаю. — Мне очень жаль, но наша проблема в паре — это полностью моя вина и исключительно мое бесплодие. Я…

Поднимаю голову и пытаюсь по его глазам прочесть реакцию на то, что намеренно выболтала.

— В восемнадцать лет? — муж сильно изгибает одну бровь и кривит губы.

— Я была молода, не замужем и с ребенком. З-а-л-е-т-е-л-а, — то состояние по буквам медленно произношу, — понимаешь?

— Нет.

Что это значит?

— У меня были отношения, в результате которых…

— Еще раз, Даша! — не дает договорить, дергается и сильно подается на меня лицом, а его ремень безопасности впивается ему в плечо. — Ты была беременна?

— Да, — широко раскрыв глаза, стараясь не моргать, произношу свое признание.

— И сделала аборт? — сипит через зубы, абсолютно не скрывая очевидного пренебрежения.

— Да.

— По медицинским показаниям?

Забыл добавить, видимо, «надеюсь»?

— Нет.

По своему глупому желанию и назло «ему»! Так мне в тот момент казалось.

— Но…

— А кто отец?

— Какая разница? — глупо улыбаюсь и обнимаю себя за плечи.

— И все же? — Ярослав задает вопрос.

— Мне очень жаль, — всхлипываю и прикрываю безобразно растягивающийся рот кулаками. — Прости, пожалуйста…

Он отворачивается от меня и молча нажимает кнопку запуска двигателя.