Легенда

ла мокрая, как и я; юбка хлопала о ее худенькие

ноги.

— Все, Анатолий,— по-деловому сказала она.—

Давай бумажку. Сколько там ходок?

Мы пересчитали крестики. Их было девяносто во-

семь.

— Ах, чуть не сто! — с сожалением сказала Мос-

каленко.— А на том кране шестьдесят. Ну, иди, сда-

вай лопату.

Вдруг она быстро повернулась, насупилась и внима-

тельно, почти сердито посмотрела мне в глаза:

— Тяжело было?

— Да нет… Сначала тяжело, а потом дело по-

шло,— пробормотал я.— Я теперь хоть еще одну сме-

ну! Даже удивился: почему нет машин?

— Гм… Ну ничего. Привыкнешь,— сказала она

почему-то немного грустно. — Иди отдыхай.

Она проворно застучала по лестнице вниз, а я сту-

пил шаг… и вдруг пошатнулся: ноги дрожали.

ДЕРЕВЯННАЯ ЛЕСТНИЦА

Теперь я плохо помню, как спустился с эстакады,

как сдал лопату и почему рукавицы оказались за поя-

сом. Они были в крови.

По дорогам из котлована спешили люди. Наша

бригада рассыпалась и исчезла, как невидимка. Во-

круг ходили и носили доски новые, незнакомые люди.

Наверно, и рыжий Николай и Тоня с соколиными бро-

вями ушли. Я побрел один через брусья на дне котло-

вана к буфету. Ужинать не хотелось, но я понимал,

что нужно поесть.

6 Продолжение легенды 81

Проезжали самосвалы, от которых я шарахал-

ся в сторону, слепили глаза фары и прожекторы.

Вот ободранная доска показателей, и за ней малю-

сенькая хибарка — буфет. Он работает круглые

сутки.

Будь я художником, я нарисовал бы, как шоферы

на двадцатипятитонных «МАЗах» приезжают ужи-

нать. Эти чудовищные машины обступили хибарку,

как слоны, и замерли, уставясь на нее потушенными

фарами. Любой из «МАЗов» мог бы раздавить буфетик

одним своим колесом.

А внутри, в хибарке, шумят работяги, стучат круж-

ками о стол, обдирают колбасу, дымят махоркой.

Я уже заметил, что шоферы-«мазисты» ведут себя не

так, как прочие: они говорят складно, с достоинством,

громко шутят, едят за четверых и вообще чувствуют

себя среди других рабочих, как танкисты среди пехо-

тинцев.

Тем не менее я тоже был горд своим комбинезоном

в бетоне, своими сизыми от налипшего цемента сапо-

гами и рукавицами, которые я небрежно вытащил из-

за пояса и швырнул на подоконник. Мне было приятно,

что в моей походке появилось что-то неуклюжее, широ-

кое, рабочее…

В буфете столы и лавки были грубо сколочены из

неровных досок, стояли бочки, пол был усыпан окур-

ками, бумагой; воздух сизый от табачного дыма. На

стойке бок о бок с пыльными окаменевшими шоколад-

ными плитками и конфетами «Весна» — ходкие и нуж-

ные вещи: бутерброды, сайки, молоко, селедки, тво-

рог, котлеты. У меня глаза разбежались. Пива и вина

в котловане не продают, но все время хлюпает насос

на бочке с квасом, и, налитый в кружки, он цветом

и буйной пеной словно настоящее пиво.

Я нахлебался простокваши с пряниками, добавил

82

кусок колбасы и запил квасом. Развалистой походкой

я вышел и в темноте наткнулся на пахнущую резиной

стену — даже подумал, не ошибся ли дверью. Впритир-

ку к выходу было… колесо в мой рост. Это прибыл еще

один «МАЗ» и протиснулся к самой двери. Я едва вы-

брался. Буфетик совсем потонул, как детская игруш-

ка среди паровозов.

А мне было весело. Я не был тут экскурсантом.

Я был рабочим. Я стал настоящим рабочим. У меня

висят, как плети, руки и болят. Сапоги невыносимо тя-

желы. Я настоящий рабочий. Что ж, если хотите, да,

из той армии, которая делала революцию, уничтожа-

ла рабство, строила социализм…

Эх, да разве расскажешь об этом? Это нужно по-

чувствовать, разгрузив вот так девяносто восемь ма-

шин, шатаясь от усталости и упершись лбом в колесо

двадцатипятитонного «МАЗа». Могу только сказать,

что у меня гудело и ныло все тело и я был удивитель-

но, потрясающе счастливый.

Перешел, спотыкаясь, через железнодорожное по-

лотно, и почти тотчас, обдав паром и мелкой сажей,

по ней загрохотал скорый поезд Москва — Пекин.

Быстро-быстро промелькнули слабо освещенные окна,

и вот уже, убегая, исчезают вдали красные хвостовые

огоньки. Все дальше, дальше, на Байкал, Читу, Пе-

кин… А мы вот тут строим!

Кому из рабочих Иркутской ГЭС не памятна дере-

вянная лестница, шедшая на гору из котлована! Вот я

по ней и потащился. Спеша в домоуправление, мы с

Ленькой тогда перешагивали через две ступеньки. Сей-

час я разглядел, что ступеньки высокие, и штурмом

осиливал каждую доску. Лезешь и лезешь вверх,

остановишься перевести дух, обернешься вниз —

огни…

Выше, выше!..

83

Ну и бестолковый я! Уже второй час ночи, люди

спят, а я все еще иду с работы.

А на горе, на пустыре, темным колесом двигалась

по кругу толпа. Словно плакал или молился кто-то, а

потом все повторяли непонятные слова, и слышалось

только заунывное и странное «а-а-а-а…» Это после по-

луночи рабочие-буряты сходятся на гулянку и тан-

цуют «йохар», длинный, бесконечный танец, когда

парни и девушки крепко берутся под руки и ходят,

ходят по кругу и поют однообразную песню. О чем они

пели, я не знал.

Но Ленька уже говорил о «йохаре», говорил, что

буряты сходятся здесь три раза в неделю и водят хо-

ровод до рассвета.

Приезжают даже издалека, со стройки алюминие-

вого комбината, потому что они очень любят свой

«йохар» и он напоминает им родину.