Легенды и сказы лесной стороны

путь наставляю!

Вот подала молодуха к блинам братину браги-ме-

довухи, сестит и монаха и хозяина. Приложился

Квашня к братине, пососал, но не осилил и полови*

ны. После него чернец к братине потянулся:

Что боярин не осилит,

То монаху по плечу!

И осушил братину до донышка. После того как

другую посудину опорожнили, боярин перед молоди-

цей похваляться начал:

— Вот я знатный какой! Пока здесь бражничаю,

под окном дюжина стрельцов стерегут, мою бороду

берегут! А монаху пора и честь знать. Поел, попил —

и проваливай!

В ответ усмехнулся чернец:

— После блинов да медовухи не ссорятся, а пес-

ни поют. Давай-ка, боярин, подтягивай:

Эх, как по Волге по реке

Молодец плыл в челноке!..

— Что не подстаешь? Про атамана Позолоту пес-

ня сложена!

Зазорно было боярину к разбойничьей песне под-

ставать, пьяному монаху подпевать. Сердиться начал,

грозился охрану позвать. Но не сдавался чернориз-

ник, не унимался:

— Ладно, не хочешь песни петь, так загадки от-

гадывай. По-доброму уйду, коли угадаешь одну:

— Висит шуба на стене, а что под шубой на рем-

не?..

Покосился боярин на свою шубу-охабень, а ска-

зать нечего. Знай на блины налегает, что молодка

ему подкидывает. А озорной монах не унимается:

— Ну как, не по разуму? Голове не по силам, так

бородой смекай.

Снять бы рясу иноку,

Да что под рясой на боку!..

Молчит, сопит боярин, монаха взглядом прощу-

пывает, стражу позвать собирается. Но тут стряпуха

опять блинков подкинула, да таких, что самый сытый

не откажется. Горячих, румяных, масленых. Боярин

снова за блины, а монах из-за стола выбрался, бояр-

скую шубу сбросил, кистень снял, из-под рясы саблю

выхватил и к боярину грозно подступил:

— А помнишь, как у Семки Смерда кулигу с жи-

том отнимал? А как бабу его Оганьку баскаку в не-

волю отдал? Эх, попробовать, крепка ли твоя лыси-

на!

Тут у боярина от страха дыхание остановилось,

глаза под лоб полезли, а горячий масленый блин изо

рта сам собой в горло нырнул. Покраснел боярин ли-

цом, замычал, зашипел и с лавки на пол свалился.

А монах саблю в ножны, кистень под рясу, вышел на

крыльцо и давай стрельцов скликать:

— Эй, дурачье! Не уберегли боярина, блином по-

давился! Идите, поколотите его по спине, авось отрыг-

нет! А я за попом побегу!

Потом краса стряпуха в одежке на крыльцо выбе-

жала:

— Аи, батюшки-светы! Видно, не в то горлышко

боярину блин попал! — И вслед за чернецом убежа-

ла.

Набежала родня да холуи боярина по спине ту-

зить, чтобы блин назад выскочил. Блин-то не отрыг-

нулся, а боярин очнулся. Видно, не от блина он, а с

перепугу замертво свалился. Очнулся, а умом рехнул-

ся, и языком ни шевельнуть, ни вымолвить. Все по

сторонам озирался и людей в черной одежке как огня

боялся. Как завидит кого на монаха похожего, Так и

замычит.

Спустя какое-то время позвали к боярину целите-

ля Макария, инока из Печерской обители. Многим не-

дужным тот Макарий помогал, а этого не отстоял. Да

л недужный на целителя как на страшного зверя гля-

дел и за других от него прятался. Так и остался по-

лоумком, монахов да попов до смерти боялся.

Не знал тогда, не догадывался целитель Макарий,

что это служка-послушник из Печерской обители на

боярина падучую хворь нагнал. Тот самый, что в мо-

роз и вьюгу за привратника стоял и на ночь печи в

кельях жарко натапливал. А по весне, вслед за пер-

вым теплом, вдруг пропал, как растаял, этот служка

русый, с искринками-золотинками в жесткой курча-

вой бороде.

Эту историю надо бы пораньше рассказать. Пом-

ните, чай, как боярин Квашня у Семки Смерда кули-

гу с житом отнял, а потом, пока мужик за Волгой

скрывался, бабу его Оганьку баскаку в неволю отдал.

Так вот, спустя лето либо два по Новгороду низовско-

му молодец ходил, ликом смугловат, волосом русо-

ват, а по бородке искринки-золотинки порассыпаны—

не рыжая, а словно позолочена. И волос и борода на

вид мягкие, а тронь рукой — как белоус трава жест-

кие.

Парню эдак за двадцать лет, плечистый, провор-

ный да пружинистый, а по взгляду — сокол сапсан,

что добычу бьет на лету и начисто ощипывает.

Вот ходил он по посадам и городу и с разным ру-

комеслом набивался. Топоры-бердыши остро-наостро

оттачивал, рисовал по серебру и золоту, посуду мед-

ную выколачивал. А ловчее всего разные замки да

запоры налаживал, чтобы не всяк лихой человек до-

гадывался, как те потайные запоры отомкнуть. Бога-

тому да знатному завсегда лестно было свое добро под

семью замками держать. Ну и зазывали молодца-

умельца на свои дворы.

Воевода Тупой Бердыш под старость немало добра

накопил. Один клад в сундуке заморском, кованом,

за потайными запорами, клад серебра и золота, что

в ратных походах было добыто. Другой клад в све-

телке-горнице — дочка Олена красы невиданной, ума

смекалистого, недюжинного, Оленка синеглазая, стат-