Легенды и сказы лесной стороны
Шрифт:
быть — все доброе забыть. Тебя хан с данью торо-
пит, ты трясешь боярина и всех имущих людей, а они
все смерда трясут дочиста, до последней крохи. Пос-
ледний хлеб, последнюю клячу, последнюю овчину —
все отдай хану-басурману. Ох, не по-божески и не по-
человечески!
В первые дни бабьего лета надумал Варнава свое-
го друга на рыбалку взять. Помог ему до берега спус-
титься и в челн усадил. И поплыл вверх по Кержен-
ке свои немудреные снасти оглядывать. Ранним
ром и лес и река были как дождем умытые. Послед-
ние струйки тумана под солнышком на глазах про-
падали, а по реке ни ряби от ветра, ни плеска рыбье-
го. Никогда еще Хайрулла не видал такой красоты!
И сказал он по-русски:
— Ух, как баско! Ух, красна, хороша река! А ка-
кой стал листок на дубах! И на этой вот на осинке!
— А как дышится, чуешь? Словно мед ложкой
хлебаешь! Вот погоди, поживешь да поплаваешь со
мной, быстро выздоровеешь. Да и басурман своих
насовсем забудешь.
Выздороветь насовсем Хайрулла был бы рад. А
вот своих насовсем забыть — о том задумывался. И
то правда: серебра в шапку они ему не насыплют,
скакуна даром не дадут, да и шапки не сошьют. Все
самому добыть надо. Но там, в орде, осталась его же-
на с сорванцом Хабибулой, сыном Хайруллиным.
Только бы на ногу научиться чуть-чуть приступать,
а там видно будет! Каждый раз, как он из низовской
земли в свой улус возвращался, родные на него как
голодные псы глядели, подачки ждали. Они так ду-
мали: он в русской земле свои сумы серебром набил,
и не верили, что все отдано хану.
А рыбарь Варнава, как шмель, жужжал и жуж-
жал рядом, жизнь свою с мала до велика вспоми-
ная:
— А я вот мордвином родился, по-мордовски кре-
щен. Не упомнил, как отца с маткой басурманы угна*
ли. Сиротой к мордвину нанялся стадо пасти. Бога-
тый был мордвин, сердитый, скупой. А дочка у него
как цвет полевой. Я до парня вырос, тут же в работ-
ники нанялся. Вот показалось хозяину, что его доч-
ка по-доброму на меня запоглядывала. Прогнал со
двора, да не дочку, а меня. Побродил я по мордов-
скому краю лето, другое. Как-то ненароком на Вол-
гу вышел и там к одной ватаге пристал. Смелые бы-
ли ребята, а в атаманах у них сам Аксен. От этого
Аксена страх по всей Волге бежал и до костей прони-
мал и боярина и лихого басурмана-татарина. Он в ту
пору уже стариком был и все подумывал оставить
нас, а самому в монастырь уйти. В монастырь не уда-
рился, а зарылся в лесах заузольских, как барсук в
муравьевище. После того порядка в ватаге не стало.
На зиму пришел я к печерским монахам дрова ко-
лоть да печи топить. А по весне в рыбари меня пос-
тавили. И все лето в русскую веру заманивали. Ну это
не
хитро было, в ту пору не было во мне никакой ве-ры, никакого бога. Осенью по льду окрестили меня
по-православному. Бросили через полынью жердочку,
за нее я ухватился и с головой окунулся. Только ку-
лаки поверх воды оставались. Выходит, весь я кре-
щеный, а кулаки не крещены. После того на меня
крестик повесили и сразу в послушники. Из послуш-
ников в монахи постричь долго ли? Постригли и Вар-
навой нарекли. С той поры я в православных мона-
хах и хожу. И ничего, не жалуюсь. Была бы рыба в
реке — всех накормлю. С русскими жить можно, на-
род добрый. Только их не задевай, они первыми не
заденут!
Неприметной протокой Варнава заплыл в стари-
цу — старое русло Керженца. Здесь он струился ког-
да-то, а теперь вот осталось на месте его только озе-
ро, глубокое и темное, красы невиданной. Вековые
деревья обступили его вплотную, нависли над ним,
словно воды испить собираясь. Варнава высадил Хай-
руллу на пологий берег, на мягкую моховую кочку:
— Посиди тут, погляди, а я снасти потрясу. Од-
ному-то мне будет сподручнее!
И поплыл ко крутому берегу. Видел Хайрулла, как
он достал из воды конец сети, как стал выбирать ее
в челн. И с каждым перехватом руки в челн вместе с
мокрой сетью падала рыба. Какой только тут не бы-
ло! И лещ, и язь, и щука, и окунь. И ленивые озер-
ные жильцы линь и карась. И все это трепыхалось,
подскакивало в челне, сверкало под солнышком. Вар-
нава доволен был.
— Рыбное озеро! Завтра под вечер опять в эту
старицу брошу! — сказал он вернувшись. Выбрав
рыбу, повесил сеть меж двух дубков для просушки,
помог Хайрулле забраться в челн и поплыл протокой
на Керженку. А Хайрулла долго еще оглядывался на
старицу. Так приворожило его это красивое и сонное
озеро. Вниз по реке плыть — играючи веслом махать.
Теперь Хайрулла сидел лицом к рыбарю и глядел,
как ловко он управляет челном. Огненная борода
Варнавы уже серебрилась, да и лицом он поизнурил-
ся, но говорить не уставал. Бывало и на Волге так,
когда от Печерской обители тони оберегал. Как по-
шлет судьба к его ночному костру путника какого,
всю ночь проговорит, только слушай.
— Только бы отец наш Макарий из полону выр-
вался — опять пю-православному заживем. Где-нигде,
а кельи выстроим и церковушку поставим, и народ к
себе приманим. Здесь, на Желтоводье, видно, место
несчастливое, либо мы не ко двору пришлись. Этого
с кем не бывает. Иной добрый конь, да не ко двору
попадет — и сразу хиреть да худеть начнет, хвост