Легенды и сказы лесной стороны

и грива войлоком сваляются. Говорят, что в том де-

душка-домовой виноват. Коли он коня полюбит, так

по ночам его и моет, и чистит, и гривы косичками за-

плетает. А того, что невзлюбит, ночью по двору го-

няет, хвост и гриву дерьмом посыпает. Ну и пропа-

дает конь. А вот в мордве на зверушку ласку это ва-

лят, будто она у коней гривы путает, из шеи кровь

сосет и коню покоя не дает. А по моему разумению,

у доброго хозяина конь всегда и здоров, и в теле.

Невзлюбили ваши Макария, как злой дед домо-

вой доброго коня. А все за то, что умен да смел, пе-

ред ханом на колени не падает и своих тому поучает.

Грешно, мол, православным перед басурманами рабо-

лепствовать! Не перенимайте у басурман дикие их ру-

гательства, порядки и обычаи! Не отдавайте им ни

скота, ни жита, ни пшена, ни гороха — пусть сами,

отряхнувшись от лени, научатся выращивать хлеб!

Как шмель жужжит и жужжит рыбарь Варнава,

только слушай. По вечерам в своей землянке, до то-

го как заснуть, Хайруллу на путь праведный настав-

ляет. Ни словом не заманивает его в веру православ-

ную, но незаметно сводит к тому, что здесь, в низов-

ской земле, и поля, и лес, и реки, и сами люди доб-

рее, чем на басурманской стороне. И во всех бедах

русских людей повинны они, басурманские лихоим-

цы, что грабят и зорят незлобивый народ, детей си-

ротами оставляют, у матери детей отнимают.

— Нет, ты поживи-ка с нашим народом подольше,

одной семьей, тогда сам поймешь, можно ли на него

руку поднимать, последнее отнимать, грабить да на-

сильничать!

Молчал в ответ Хайрулла, но задумывался. А ду-

малось о том, как счастливо жилось бы ему вот в

этой убогой землянке с любимой русской женой и сын-

ком Хабибулой. Сам он плавал бы в челноке по реке,

бросал в старицу сети и возвращался с уловом домой.

А жена с сыном выходили бы на берег и ждали, ког-

да его челн покажется из-за далекой излучины. Либо

шли берегом ему навстречу.

Потом, когда будет слушаться нога, он пошел бы

в этот непроходимый лес и свалил из самострела

большого рогатого зверя, больше любого коня, вкус-

нее конского мяса. И все привез бы сюда, к своей

землянке. А в землянке жена и сын. А по весне они

вдвоем с женой раскопали бы в лесу кулигу, как это

делают все русские, и посеяли на ней и овес, и го-

рох, и просо. Чтобы целый год у них был и кисель, и

русская каша!..

8

Ох, высока гора при устье Суры-реки. Высоко си-

деть, далеко глядеть. И сама Волга видна, сколь оси-

лит глаз, и Сура не заслонена. По склону горы дуб-

няки да медовый липняк, а у берегов кусты таловые

непролазные. А за горой, на родной плодородной

земле, селеньица чувашские в пять—десять дворов,

с посевами и пастбищами, да такими, что не только

ордынец позавидует. Чуваши — такой народ: ско-

вырни его, сожги его, раздень догола, только землю-

матушку не тронь, не растаптывай, и он снова под-

нимется, за мотыгу возьмется, и жито, и горох, и про-

со вырастит! И накормит, напоит всякого, кто посту-

чит в его окошко малое или ночевать попросится.

Высока гора при устье Суры.

В той горе земляночка наскоро выкопана, а под

горой в тальниках у самой воды челнок убористый

хоронится, только столкнуть — и плыви! Шестеро у

челна, седьмой на горе, да на таком-то юру, что кру-

гом видать. Глядит из-под руки и по Волге и по Суре,

не покажется ли челнок или конный посуху, бере-

гом. И всем, кого остановят, дают ватажники наказ

донести молву до хана басурманского, что припасен

ему выкуп дорогой за монаха Макария Желтоводско-

го. А поверх выкупа будет хану молодой Хайрулла,

баскак по низовской земле. Ох, высока гора при устье

Суры-реки. И как птицы летят с нее вести в басур-

манскую сторону и с пешим, и с конным, и с быст-

рым челном.

На ловца и зверь бежит, от губошлепа отворачи-

вает. Вот причалила к той горе баржа, та самая, что

под Новгородом низовским данью загружалась. За-

хватили ее ватажники, а их сухорукий атаман дозна-

ется у охранников:

— А где ваш баскак Хайрулла, сын Хабибулы?

Узнали басурманы атамана и рассказали, что пос-

ле того, как их баскак в ту ночь за борт прыгнул, он

так и не объявлялся. Видно, бердышом ему в самую

спину угодили.

На это сказал атаман:

— Жив ваш баскак. Живет у нас на Желтовод-

ском пожарище. Готовы мы его отдать в обмен на

монаха Макария, когда вернут его на пожарище мо-

настыря Желтоводского. Прибавим еще выкуп доро-

гой и за Макария, и за полонянку Оганьку с сыном-

отроком. А порукой тому — слово крепкое Сарынь

Позолоты, атамана волжской вольницы, что за всю

свою жизнь никого неверным словом не наказывал!

После того отпустили баржу с татарами и поплы-

ли в верха, до устья речки Сундовика.

По морям да рекам вести быстрее, чем по суше,

летели. Прилетели за Суру-реку до хана басурманско-

го две вести, как птицы разные. Одна о том, что вои-

ны ханские отважные Желтоводский монастырь позо-

рили, сожгли, а ненавистного хану монаха Макария

в полон захватили и скоро приведут к ханским шат-

рам. И другая весть вслед за первой летит, почернее

крылом. Она о том, что ханский баскак Хайрулла в