Легенды и сказы лесной стороны

Позолота да монах Макарий, тот самый, что третьим

летом со своими на низы уплыл. И этот рыбарь бо-

родатый да рыжий, что всех без разбора ухой кор-

мил. А от берега тропой вереницей молодцы-ватаж-

ники. А за ними увечный в татарском кафтане,

с костылем под рукой. Да бабеночка по виду русская

€ пареньком.

Никому в ту ночь не спалось. Ко восходу сол-

нышка узнал Аксен про все беды, что на Макария

Желтоводского обрушились. Слушал старик, головой

покачивал:

— Чуяло мое ретивое, что не житье будет монас-

тырю православному по соседству с басурманами! Эх,

не насоветовал я тогда не на Керженку, а на Унжу-

реку плыть.

С рассветом уснули все. А когда встали да огля-

делись, рыбаря Варнавы и Хайруллы не досчитались.

Только с полуденным солнышком появились. Варна-

ва не улову, не рыбе, а рыбалке радуется, тому, как

его новая речка потешила:

— Узола-то, она, матушка, видно, никакой реке

не уступит! И осетрик, и стерлядка, и всякая рыба

в нее из Волги заходит! Так-то бы и пожил на ней!

Эх, не погорели бы наши сети запасные, до того лета

бы рыбы запас. А сольца — она вон, только Волгу

переплыть!

А к низовской земле подступила осень настоящая.

Нарядила осины в понявы багряные, листок дубовый

посрывала, березы позолотила, ельник призадумать-

ся заставила. А инок Макарий свою думу за собой

привез да заботу о том, куда до зимы уплыть, от хо-

лодов спрятаться. И опять этот разбойник и святой

человек Аксен подсказал:

— Это верно, нельзя вам тут, под носом у бояри-

на да ордынца, обживаться. Да и федоровские мона-

хи — люди недобрые, завистливые, все к хану под-

лизы такие, а своих братьев норовят ногами затоп-

тать. Обозлятся да и пошлют к нашей закутке мо-

лодца с огоньком. Эх, одолела меня старость бессиль-

ная, заглянул бы я в их гнездо, чтобы не забывали

Аксена, атамана волжской вольницы! А не махнуть

ли вам, побратимы, на Унжу-реку? Давным-давно

там не бывал, но как живая она в моих глазах, лес-

ная краса! Экая там благодать божия и человеческая!

Поселения там редкие, друг от друга за десять верст,

а люди хоть и дикие, но русские, православные. По-

могут вам и зиму перезимовать, а по весне, как возь-

мутся за топоры, полетят щепки выше леса. И будут

у вас к лету и кельи, и церковка, помяните слово

мое! Народ там не то чтобы у бога в ногах ползает,

но стосковался по слову православному с той поры,

как от басурман да бояр туда убежал! А земля-ма-

тушка там урожайнее, чем здешняя. Рыбу там ребя-

тишки корзинами да понявами ловят для всей дерев-

ни. А борть пчелиная на каждой старой сосне, и не-

кому там эти борти обхаживать! А какое жито, ка-

кой лен там растет! Ни слова не выдумал старый Ак-

сен, не раскаетесь.

Мешкать да долго думать некогда было. Собрались

ватажники, челны на воду столкнули. Тут рыбарь

Варнава спохватился:

— А где мой побрательник Хайрулла?

А тот с женой и сыном стоял на берегу и спус-

каться к челнам не спешил.

— Не по пути честному татарину с монахами.

Хайрулла здесь остается. Так ли, старик?

Перекрестил тут разбойник Аксен свою грешную

голову:

— Правда, браты, правда! Теперь мне и умирать

не страшно!

1

По обширной и доб-

рой земле бежала река, такая широкая и длинная,

что люди, жившие по одну ее сторону, не знали обы-

чаев населения другой стороны, а племена, обитав-

шие у истоков, не ведали, какие народы населяют

земли в ее низовьях. От правого берега реки до теп-

лых морей и высоких гор простирались владения гроз-

ного царя, его бояр и опричников, а на другом бере-

гу был сосново-березовый край, ничейная и свобод-

ная земля под дремучими лесами. А жил на ней мас-

тер-умелец по кленовой и березовой ложке, Семен-

Ложкарь по прозвищу. С ним в соседях вокруг морд-

ва, мещера да мурома, звероловы да хлеборобы рус-

ские, что с правого берега от ярма и неволи сюда по-

прятались. Жил Семен-Ложкарь в просторной черной

избе над дикой лесной речкой Санахтой со своей Ка-

териной и дочкой Авдоткой. Втроем успевали они де-

лать ложки кленовые и березовые далеко на все сто-

роны, да такие приглядные и ловкие, что люди тюрю

с квасом, горох и кисель без масла и приправы хле-

бали да прихваливали! И пошла про Семена слава по

лесам, городам и весям Поволжья, да, на его беду,

дошла она до царской вотчины.

А грозный царь в ту пору в своей столице сидел,

с боярами думу думал, с опричниками по церквам

да монастырям молился, а между важными делами

пировал и бражничал.

Вот один раз, натешившись пирами да молитвами,

надумал грозный царь воевать сразу на три стороны:

с крымским ханом, турецким султаном и ливонски-

ми рыцарями и баронами. Людей в войсках у царя

было много — пушкарей, и стрельцов, и конников.

Пушек да пищалей на пушечном дворе понаделали,

пороху, свинцу и ядер тоже вдосталь было. Всяких

припасов в царских войсках хватало, вплоть до кот-

лов, в которых воины кашу да похлебку варили. А

вот ложек, коими русские люди испокон веку щи и

кашу ели, у царя в запасе не было. В те времена

простые люди, что жили вокруг царской столицы, в